Михаил Таушер стремится почерпнуть доказательства эволюции из фактов географического распространения животных и растений.
Насколько можно судить по некоторым его высказываниям, он не принимал гипотезы о том, что виды первоначально возникли в одном центральном пункте и оттуда уже расселились по земной поверхности. Эндемичные виды могли, по его мнению, образоваться на местах своего пребывания, чем и объясняется ограниченность их распространения. Наряду с ними включались в местную флору и фауну, и пришлые виды в процессе их расселения (страница 20 — 23).
В другом месте (страница 27 — 30) Таушер в качестве аргумента в защиту эволюции организмов выставляет факты нахождения ископаемых животных, несходных с ныне живущими. При этом он указывает на нахождение остатков не только низших, преимущественно морских животных, но и на скелеты крупных млекопитающих, ныне не существующих. Так, в разных местах Европы и Азии были найдены кости ископаемых слонов, носорогов, буйволов, пещерных медведей и т. п. Более подробно Таушер останавливается на современной ему находке множества костей и зубов мамонта на острове Шелехова в Ледовитом океане, так что местные купцы исхлопотали себе даже привилегию на торговлю этими находками; он рассказывает также об открытии Адамсом в 1808 г. в устье Лены почти полного скелета мамонта, доставленного в Петербург и описанного акад. Тилезиусом: «Формы этих организмов, существовавших раньше, — пишет Таушер, — хорошо согласуются с типами ныне живущих растений и животных, и поэтому к представителям ныне живущих родов и видов будут добавлены некоторые, видимо, недостающие члены окружающего нас мира, что подтверждает всеобщий основной закон непрерывной последовательности (das allgemeine Grundgesetz einer ununterbrochenen Reihenfolge), и природа представится нам как великое целое (grosses Ganzes), внутренне связанное во всех своих частях» (страница 29, 30).
«Если мы не можем отрицать, — так заканчивает автор свои доказательства, — что суша выделилась из воды; если мы знаем, что растительная жизнь всегда предшествовала животной жизни, а низшие организмы всегда уступали дорогу высшим; если мы принимаем общий закон, что совершенное всегда развивается из несовершенного, — то мы должны признать также, что в природе и поныне существует никогда не прекращающееся возникновение новых органических форм, приспособленных к той или иной определенной среде».
Не лишены интереса рассуждения Таушера о том, не пострадает ли естественно-научная систематика от внедрения идеи эволюционизма. Каждый систематик ведь стремится установить ясные и определенные признаки, по которым виды животных отличаются друг от друга; он должен схватить существенное и постоянное. Но вот появляется теория, утверждающая, что природа находится в вечном движении, в вечном становлении, что между систематическими единицами существуют бесчисленные и незаметные переходы и т. д.: «Чистый эмпирик, — продолжает Таушер, — должен будет воспринять теорию происхождения видов путем развития как неосновательную гипотезу и оценивать, ее как одну только фантазию» (страница 80). Но, возражает наш автор, он будет неправ в своих опасениях. Ведь мы живем со всем нас окружающим в определенном реальном замкнутом мире. Этот «фрагментарный» мир для нашей эпохи представляет нечто постоянное и, следовательно, доступное научному изучению.
Следя за аргументацией Таушера, интересно отметить, что, доказывая изменчивость видов и постепенность их развития, он очень часто оперирует теми же категориями фактов, какими впоследствии оперировал и Дарвин.
«Происхождение видов», как известно, начинается с исследования вопроса об изменчивости животных и растений в прирученном состоянии. Говоря о пределах этой изменчивости, у голубей, Дарвин замечает: «В итоге можно было бы набрать около двадцати различных голубей, которых любой орнитолог, если бы ему сказали, что эти птицы найдены, в диком состоянии, признал бы за хорошо характеризованные виды». [1] Гибридизации Дарвин отводит целую главу (гл. IX) и, так же как и Таушер, утверждает, что гибриды часто, но далеко не всегда бесплодны.
Свои выводы относительно развития животных и растений Таушер всецело переносит и на человеческий род: «Человек развился из лона природы по общему закону градации и последовательности (er hat sich aus dem Schoosse der Natur nach dem allgemeinen Grundgesetz der Gradation und Succession entwickelt; страница 46)». В другом месте он выражается гораздо яснее: «Цепь живых существ, ведущая от человека, через низшие людские расы и через родство с высшими человекообразными животными, постепенно и неразрывно переходит в животное царство; телесное совершенство животных организмов тесно и неразрывно связано с духовными свойствами последних; человек, который имеет так много общего и физически и духовно с животными, развился и постепенно облагородился из животного состояния... Благодаря воспитанию и культуре, в связи с влиянием извне (durch Anregung von aussen), у человеческого индивидуума могла развиться высокая духовная жизнь... Припомним, насколько для нас это возможно, как в ранние годы детства постепенно возникали в нас чувства и мысли; или понаблюдаем, как способность общения с другими людьми, т. е. язык — это главное отличие человека от животных — развивалась в нас самих или у других. Это развитие языка идет медленно и постепенно... Почти все языки — для обозначения преимущественно чувственных понятий — скрывают в себе первобытные звериные звуки и подражают им. При более высоком развитии народов, в смысле роста разума и нравственности, развиваются также и их языки — до теперешнего их совершенства и красоты» (страница 55, 56).
[1] Происхождение видов, гл. I (смотрите страница 121 в изд. 1937 г.).
