Работы Горянинова в целом, «Primae lineae» и «Tetractys.
Если взглянуть теперь на обе работы Горянинова в целом, т. е. на «Primae lineae» и «Tetractys», то надо согласиться, что идея эволюции, действительно, положена здесь в основу — как руководящая при построении системы мира. Более удачно эта идея применена в области ботаники, менее удачно — в области зоологии, еще менее удачно — в области неживой природы.
Сравнивая разные места в сочинениях Горянинова, можно с ясностью установить, что он понимал под эволюцией все, общий процесс саморазвития мира, в противовес существовавшей тогда и разделявшейся почти всеми учеными теории создания природы путем творческого акта. Идею эволюции Горянинов применял не только к биологии, но распространял ее и на неживую природу, причем высказал мысль о материальной первооснове всех химических элементов и о теснейшей связи неорганического и органического мира. К афоризму «от инфузории до человека» он присоединил афоризм «от платины до человека», разумея под платиной, в связи с ее тяжестью и химической стойкостью, типичнейшее, как ему представлялось, произведение неживой природы: «Объемлющему вполне все произведения нашей планеты не трудно представить постепенные переходы от платины — совершеннейшего чада тяжести и тьмы — до человека — совершеннейшего организма, сияющего божественным светом», — так пишет, например, Горянинов своим метафорическим, несколько витиеватым и торжественным языком. [1]
Под эволюцией Горянинов разумел, как сказано, постепенное повышение организации от простого к сложному, от менее совершенного к более совершенному. Таким образом эволюция в его понимании представляет ряд посредствующих изменений, причем каждое новое состояние представляет собою как бы новую ступень развития того же самого объекта. Этим эволюционные схемы Горянинова, несмотря на однорядное расположение объектов, резко отличаются от «лестниц природы», которые фигурировали еще у биологов XVIII в. и из которых более известной является лестница Бонне. Лестница природы Бонне хотя и дает ступенчатое расположение тел природы по их совершенству (насколько удачно показана эта связь — это другой вопрос), но данные тела сосуществуют рядом в пространстве, но не представляют собою степеней модификации того же объекта во времени. Поэтому лестница Бонне и подобные ей схемы не являются эволюционными построениями. Напротив того, схемы Горянинова, несмотря на то, что в иных случаях он проводит ошибочные связи, отвечают эволюционному принципу.
Понимал ли Горянинов эволюцию только как процесс постепенного развития или принимал скачки и перерывы?
Он мало говорит об этом, но можно думать, что он понимал эволюционный процесс скорее как медленный, совершающийся исподволь, мало-помалу (pedetentim), по крайней мере в области ботаники. Что касается до вопроса о причинах эволюции, то здесь надо иметь в виду, что Горянинов смотрел на эволюцию как на всеобъемлющий философский принцип. Эволюция является, в его понимании, универсальным мировым законом, которому все подчинено в природе и который не нуждается поэтому в каких-либо особых факторах. В немногих местах своих сочинений Горянинов упоминает, что процесс развития осуществляется при помощи свойственных организмам nixus reascendentes, т. е. вновь возрастающих усилий, если переводить буквально. То же выражение есть и в титуле книги. Очевидно, речь идет о стремлении организмов повторными усилиями подниматься к более высоким формам. Едва ли можно думать, что «повторные усилия», о которых говорит Горянинов, истолковываются в духе признания ламар-ковского принципа индивидуальных усилий или стремлений живых существ к удовлетворению своих жизненных потребностей как причины соответственных изменений в их организации.
Дело в том, что Горянинов прилагает свои nixus reascendentes в равной мере и к растительному, и даже к минеральному царству, что исключает возможность объяснений в духе Ламарка. Скорее можно подумать, что Горянинов разумел здесь нечто близкое к метафизическому принципу внутреннего усовершенствования, как его понимали Блюменбах, Киль- мейер и другие. У Блюменбаха мы встречаем даже сходное название: nisus formativus — образующая сила. В своем курсе зоологии Горянинов изложил учение Блюменбаха об образующей силе и отнесся к нему сочувственно. Однако такое толкование тоже является сомнительным, потому что Горянинов всюду употребляет слово «nixus» (или «nisus») во множественном числе, следовательно — говорит не об одной какой-то направляющей силе или стремлении, а о повторных побуждениях или усилиях, при помощи которых организм осуществляет движение вперед, что, конечно, не одно и то же. Кроме того — и это всего важнее — у Горянинова есть его собственный перевод слова «nixus» на русский язык, [2] где он вполне ясно указывает, что это слово во множественном числе означает «усилия, постепенное развитие». Именно в последнем переносном смысле это выражение было в ходу у ботаников 30-х годов. Так, известный английский ученый Джон Линдлей опубликовал в 1834 г. работу по систематике растений под названием «Nixus plantarum», что, конечно, нельзя перевести: «усилия растений». Горянинов ссылается в своей книге на эту. работу Линдлея. [3] Из всего сказанного приходится сделать тот наиболее вероятный вывод, что Горянинов применил выражение «nixus reascendentes» в расширительном смысле как восходящее или прогрессивное развитие, что вполне соответствует и содержанию тех мест, где это выражение употребляется. [4]
Очень важно заметить, что Горянинов, как и Пандер, допускал в процессе эволюции изменяющее влияние условий существования, т. е. факторов внешней среды. Например, он пишет: «Первоначальный вид растений может измениться от чрезмерной тучности почвы, излишней влажности или сухости, недостатка света, также от культуры, особенного свойства, года, климата и др. влияний». Дальше автор говорит, что такие видоизменения «бывают нередко наследственны», и при- ; водит в пример ряд культурных растений. [5]
Весьма замечательно, что Горянинов представил, как уже указано выше, свою графическую схему мировой эволюции в виде восходящей спирали.
Несомненно, что он хотел передать таким образом прогрессивно повышающийся характер процесса. Эволюция, как и вообще все движение в мире, представляется ему результатом столкновения противоположных, или полярных сил. Но почему это развитие идет по спирали, этого он в своей первой книге отчетливо не поясняет, а во второй книге, которая, как сказано, является переделкой первой, он и совсем выпустил эту схему. Вообще надо заметить, что оба разбираемые нами трактата Горянинова написаны крайне сжато, афористически, и автор, по-видимому, многого в них не договаривает. Может быть, он хотел показать таким путем, что процесс эволюционного развития повторяет пройденные стадии, но в более высоком значении, или в высшей потенции, как выражались в ту пору натурфилософы. Например, он пишет в одном месте, что человек в своем развитии как бы повторяет развитие растения, затем развитие животного,[6] животные отчасти повторяют развитие растений, и т. д.
Хотя Горянинов и расположил группы растений и животных по своей спирали в один ряд, но из некоторых мест его книги видно, что он мыслил эволюционный процесс гораздо глубже и разбирался в нем лучше, чем это может представиться с первого взгляда. Так, например, он пишет следующее: «Естественную связь и прогрессивное развитие всех вещей (nexum naturalem et evolutioiaem progressivam omnium) можно показать повсюду. Многие натуралисты отмечали эту истинную эволюцию (veram hanc evolutionem), а не простой переход от одного к другому.
По-видимому существует закон природы, по которому в классах, порядках, родах и других разделах есть типовые формы, которые связывают более простые формы с более совершенными известной связью, не всегда легко определимой. Выявление этих типовых форм, как оно ни трудно, и составляет важнейшую задачу естественной классификации. Основной тип любого подразделения, большого или малого, проявляется не во всех его членах, потому что естественные тела природы, когда они делаются более или менее многочисленными, модифицируются благодаря вырождению, или переразвитию, или усвоению иных качеств. В виде примера могут служить млекопитающие, которые в отряде китообразных похожи на рыб, в отряде' ластоногих и других похожи на амфибий, в отряде однопроходных — похожи на птиц, в отряде обезьян антропоморфны».
Здесь Горянинов высказывает очень глубокую для своего времени мысль о том, что при установлении филогенетических связей нельзя принимать во внимание специализированные формы, которые могут быть тупиками эволюции, ее слепыми ветвями, а типовыми формами являются такие, которые обладают общими признаками, характерными для всей данной группы, и от которых эволюция могла пойти в разных направлениях. При этом он отмечает, что в процессе эволюции организмы подвергались вырождению (abortus), переразвитию (superabundant) и т. д. Очевидно, Горянинов имел некоторое представление о катаморфозах, гиперморфозах и т.д., следовательно — о таких особенностях эволюционного процесса, которые сделались достоянием лишь современной эволюционной морфологии. Повторяю, что Горянинов очень скуп и лаконичен в своих высказываниях, однако указанные" примеры заставляют нас предполагать, что он судил о законах эволюции глубже, чем мог или счел нужным написать. Конечно., эти наши предположения надо считать условными.
Есть и другие указания на то, что Горянинов разбирался в сложных сторонах эволюционного процесса, — к сожалению, слишком беглые и краткие.
Так, например, он говорит о том, что процесс развития в природе идет с разной скоростью — в одних случаях быстрее, в других медленнее (natura altera magis evolvendo, altera faebetando producta sua variat).[7] To же касается и отдельных органов: одни из них тем более развиты, чем другие отстали в развитии (altera organa ео magis evolvi, dum altera hebetantur).[8] Поэтому судить о степени совершенства данного вида можно не по отдельным .признакам, а по всей сумме их (поп е singulis, sed summatim).
Обратимся теперь к вопросу об источниках, которыми Горянинов пользовался при создании своей теории. Он не был полевым натуралистом — путешественником, как Пандер или Эйхвальд; скорее это был тип лабораторного ученого и книжного эрудита. И его сочинения и свидетельства современников указывают, что едва ли кто из тогдашних ученых-натуралистов так глубоко и многосторонне знал естественно-научную литературу на всех языках, как он. Специально выделяет Горянинов Окена, называя его «смелым гением» (audax genius). Все эти сочинения Горянинов перечитывал, по его выражению, avida manu, — т. е. с жадностью.
При втором издании своей книги Горянинов принял во внимание всю новейшую литературу на европейских языках, а кроме того специально изучил натуралистические труды Гёте. Насколько пристально-следил Горянинов за научной литературой, видно хотя бы из того, что он указал в своем курсе ботаники 1841 г. на такие работы, которые вышли за границей всего за 1 - 2 года до появления его книги, — например на сочинения Мейена, Дитриха, Декандоля и др. [10]
Мы указали лишь на небольшую часть источников, которыми пользовался Горянинов при написании своих трудов, оставив совершенно в стороне его медицинские сочинения.
Оценка этих источников показывает, что среди авторов, им использованных, имеется ряд трансформистов (Гёте, Окен, Ламарк, Сент-Илер, Унгер, Линк, из русских — Эйхвальд, Кайданов). На сочинение Кайданова «Tetractus vitae» Горянинов особо сослался в предисловии к «Primae lineae» ( 7). Кроме того Кайданов был, как указано выше, учителем Горянинова по Медико-хирургической академии. Влияние его взглядов на Горянинова нетрудно заметить всюду, причем даже заглавие своего второго трактата Горянинов взял, очевидно, у Кайданова.
Этот краткий обзор источников, которыми пользовался Горянинов, дает нам возможность с некоторой вероятностью обрисовать тот путь, которым Горянинов пришел к эволюционному мировоззрению. Возможно, что первый толчок в этом направлении дала именно книжка Кайданова и личное знакомство с автором. Не без влияния осталась и Zoologia specialis Эйхвальда, с которой Горянинов, несомненно, знакомился, когда начал в 1829 г. читать студентам курс зооло-. гии. Кроме того он лично встретился с Эйхвальдом в 1832 г., когда ездил в Вильно в связи с ревизией Виленского университета.
[1] Минералогия. СПб., 1835, страница 9.
[2] Основания ботаники. СПб., 1841, страница 261.
[4] Б. М. Козо-Полянский перевел слово nixus как «порыв» и на этом основании утверждает, что, по Горянинову, процесс эволюции осуществляется, будто бы, «путем повторяющихся порывов или никсов» («Природа», 1946, № 12, страница 85). В другой своей работе он идет еше дальше и пишет, что Горянинов видел в «никсах» — «ступени, уступы, вспышки, скачки или порывы эволюции». Такое толкование нам представляется произвольным и противоречит тому, что говорит сам Горянинов. Сравнивать «никсы» Горянинова (проф. Б. М. Козо-Полянский делает из этого слова особый термин и пишет его русскими буквами) с ароморфозами А. Н. Северпова тоже едва ли возможно (статью: Б. М. Козо- Полянский, Труды Воронежск. унив., 1947, т. XIV, вып. 2-й, ).
[5] Основания ботаники. СПб., 1841, страница 55.
[6] Primae lineae, страница 18 — 19, а также 7, 20, » Tetractys, ст-p. 7 — 8, § 8;
[7] Primae lineae, страница 6.
[8] Tetractys, страница 47.
[9] Мысль о том, что органы в процессе эволюции развиваются различными темпами, была высказана значительно позже Горянинова. В 1908 г. Арбер и Паркин выдвинули это положение, говоря о законе корреспондирующих стадий развития: Е. Агbегund J. Parkin. Der Ursprung der Angiospermen. Oesterr. Bot. Zeitschrift, 1908, № 3, страница 9,
[10] Заметим, что в ту пору железных дорог не было и заграничная почта оборачивалась месяцами.
