Работа натуралиста в 30 - 40-х годах Горянинова
Была в значительной степени работой систематика. Без обобщающей идеи эта работа была очень трудной и скучной. Дойдя до такой обобщающей идеи, Горянинов начал располагать огромный материал систематической ботаники и зоологии по эволюционной схеме, и тогда этот материал получил в его глазах особо увлекательный смысл. От платины до человека, — это ли не грандиозная идея! Через десять лет педагогической работы, поделив этот, срок между преподаванием ботаники и зоологии, Горянинов почувствовал потребность изложить на бумаге и для себя и для своих слушателей ту обобщающую схему, которая охватывала в его глазах всю природу и которая осмысливала кропотливую работу натуралиста. Так, мне кажется, возникла книга «Первые черты системы природы» — нечто вроде путеводителя в лабиринте естественных тел, написанная очень характерным сжатым стилем, как бы в виде ряда афоризмов.
Дальнейшие же натуралистические сочинения Горянинова — курс минералогии 1835 г., курс зоологии 1837 г., переработка курса ботаники 1841 г. — являются по существу дела как бы материальным наполнением данной филогенетической схемы и поэтому получают свой смысл и значение лишь в тесном контакте с последней.
Так нам рисуется — гипотетически, конечно, но с большой долей вероятности — путь научного развития Горянинова.
Он представляет собою одно идейно связанное целое. Что же касается до прочих, чисто медицинских сочинений нашего автора, то это был неизбежный налог на профессию врача: выполнение разных служебных поручений, а может быть и споссб материально обеспечить свое существование.
Остановимся теперь на другой руководящей идее Горянинова, а именно на принципе четверичного или четырехчленного деления, которое якобы всюду доминирует в природе.
Подобно Кайданову, который различал четыре формы жизни, Горянинов точно так же говорит о четырех ступенях или этапах развития жизни природы:
vita primordialis seu conceptionis — примордиальная или зачаточная жизнь, свойственная минеральному миру;
- vita vegetabilis — растительная жизнь;
- vita irritativa — животная жизнь; vita racionalis — разумная жизнь (в человеке).
Но Горянинов идет в этом направлении дальше Кайданова, проводя четверное деление буквально через всю природу.
Так, в основе всего материального мира лежат, по Го- рянинову, 4 элемента: кислород, водород, азот и углерод. Вся неорганическая природа делится на 4 класса: металлы, силициды, галиты и пироиды.[4] Органическая природа делится на 4 царства: растений, зоофитов, животных и людей. Растения в свою очередь образуют 4 области: крупинчатые (Sporopho- гае), ложносемянные (Pseudospermae), зёрнистые (Coccosper- mae) и двудольные (Euspermae).[5] Животные подобным же образом делятся на 4 отдела: тазовые, брюшные, грудные и головные.[6] Внутри этих отделов господствует то же четверное деление. Так, перворасли (Protophyta) делятся на круп- чаки (Hypoxyla), ягели (Lichenes), печеночники (Hepaticae) и мхи (Musci); папорти (Pteridophyta) — на марсилиевые (Маг- siliaceae), плауны (Selagines), собственно папоротники (Filices) и хвощи (Equiseta), и т. д. — через всю систему растений.[7]Правда, автору не везде удается провести этот искусственный принцип деления, — например в зоологии у него есть группы, которые имеют иное число подразделений — 3, 5, 6, 7 и т. д.; но там, где можно, четверная система, хотя бы и с большой натяжкой, выступает всюду, и Горянинов придерживается ее с большим педантизмом.
Откуда же заимствовал Горянинов эту идею о четвери-чности природы, которой он придал такое большое значение, что даже ввел ее в заглавие своего второго латинского трактэта?
Сам он об этом говорит так: «Кардинальное число четыре, по которому располагали свои разделы знаменитейшие естествоиспытатели (Декандоль, Фрис), проистекает из первооснов природы (е naturae primordiis manat), познаваем мы-х как всеобщая дву-четверичная (bis — quaterna) дифференция: огонь (эфир), воздух, вода и земля; затем растения, прикрепленные к земле, зоофиты как среднее царство, животные и человек». [8]
Однако, как поясняет Горянинов далее, принимая это число 4 за основу, из него можно вывести и другие числа:
- например число 8, как удвоенное 4, если соединить вышеуказанные две группы, далее — число 7, если исключить из этого объединения эфир как элемент универсальный;
- затем число 6, если исключить и человеческий род как совсем особенную категорию;
- число 5, если исключить эфир, воду и воздух как основу прочих тел природы;
- число 3 — как отвечающее трем формам органической и неорганической природы, если исключить эфир и человеческий род;
- и, наконец, число 2, которое отвечает разделению всей природы на органическую и неорганическую.
«Итак, — заключает автор, — не всегда надо следовать числу четыре, если опыт и точные исследования требуют иного». В качестве примера Горянинов указывает, что прежде было известно четыре порядка сумчатых, но в Америке был открыт еще один, пятый порядок, который неизбежно приходится включить в систему.
Это рассуждение очень типично для своего времени.
Оно показывает, насколько даже лучшие представители старинной науки склонны были поддаваться метафизическим домыслам. Эта числовая мистика у старых ученых играла некогда очень большую роль (например числа 3, 7, 5). Английский ученый-энтомолог начала XIX в. Мак-Лей (Will. Мас-Leay) построил свою систематику насекомых на числе 5. Число 4 было излюбленным принципом деления у ряда натурфилософов и прежде всего у Окена. Окен провел принцип четырехчленного деления через всю свою многотомную естественную историю, [9] притом в гораздо более крайней и искусственной форме, чем это сделал Горянинов. Вот что писал по этому поводу в одной из своих ненапечатанных статей Карл Бэр: «Окен учит, что все модификации животного мира не только необходимы, но могут быть предсказаны наперед. Условия, которые существовали на земном шаре до появления животных, определяют, по его мнению, их возникновение. До животного мира существовал мир элементов, мир минералов и мир растений.
Каждый из этих миров оказал влияние на формирование определенной группы животных; таким путем возникли следующие отделы животного царства: животные-элементы, животные-минералы, животные-растения и животные-животные (Elementthiere, Mineralthiere, Pflanzenthiere und Thierthiere). Животные-элементы Окен назвал условно «Mili», причем они распадаются на «мили-элементы», «мили воздушные», «мили водные» и «мили минеральные» (Elemen- tenmili, Luftmili, Wassermili und Erdmili). Минеральные мили — это кораллы, которые также распадаются на четыре группы: .Erdkorallen, Erzkorallen и т. д.
Подобно тому как все животное царство делится на четыре отдела, а именно на элементарных, на минеральных, растительных и животных животных, или, по терминологии Окена, на «мили», «кораллы», «виры» и «копы» (Mili, Korallen, Wiere und Коре), подобным же образом и эти последние в таком же числовом отношении распадаются на «милкопы», «кораллкопы», «виркопы» и «коп- копы». (Milkope, Korallkope, Wierkope und Kopkope) или иначе «кваллы», «лехи», «керфы» и «больки» (Quallen, Leche, Kerfe und Bolke).
Каждое из этих составных наименований опять превращается в простое и может принимать новые сочетания: больки — это животные, обладающие костным скелетом, они распадаются на «квалленбольки» (Quallenbolke), или рыб, на «лехбольки» (Lechbolke) — амфибий, «керфбольки» (Kerf- bolke) — птиц и «болькбольки» (Bolkbolke) — млекопитающих. Последних Окен назвал «зукки» (Sucke). Легко видеть, что следует из этих обозначений. Если птицы называются керфбольки, то это наименование должно обозначать, что птицы среди позвоночных повторяют характерные признаки насекомых (которые у Окена называются керфы), так что птицы занимают среди позвоночных такое же место, какое насекомые среди прочих классов животного царства. Среди зукков или млекопитающих имеются опять-таки «зукки-рыбы» (Fisch- sucke), «зукки-гады» (Lurchsucke), «птичьи зукки» (Vogel- sucke) и «зуккзукки» (Sucksucke). Последние суть млекопитающие более высокой потенции.
Они, в свою очередь, распадаются на четыре категории, и высшей среди них являются зукки еще более высокой потенции, именно те, у которых тело приподнято при хождении.
Они называются обезьянами (Aff), а так как способность к прямому хождению у человека развита в наибольшей степени, то человек есть «обезьяно-обезья- на» (Affaff). «Отсюда видно, — комментирует Бэр эту систему, — как можно важные и глубокие мысли (о филогении животных, — Б. Р.) соединять со смехотворными и нелепыми. Нелепостью является произвольная терминология Окена, оскорбляющая наш слух. Смехотворной является та настойчивость, с которой вопреки природе этот ошибочный прием проведен через всю систему». [10] Среди натурфилософов далеко не один Окен увлекался идеей четырехчленного деления. Послушаем рассказ Бэра о лекциях, которые читал в Вюрцбургском университете в переполненной аудитории профессор Иоганн Вагнер: [11] «Мне было весьма любопытно прослушать систематический курс шеллинговой натурфилософии. О ней говорили всюду, и упоминания о ней находились во многих книгах, но в ней плохо разбирались, поскольку не желали изучить подряд сочинения самого Шеллинга. Итак, я записался на Вагнера, хотя Дёллингер предупредил меня, что я мало из этих лекций вынесу. И в самом деле, я встретился с крайне своеобразной схематизацией всех вещей и всех отношений, что мне вначале, ввиду новизны, было интересно, но вскоре показалось чем-то- настолько бессодержательным и за волосы притянутым, что я не мог дослушать курса до конца.
Каждый объект, по взгляду Вагнера, дифференцируется на две противоположности, и из выравнивания противоположностей возникает нечто новое; поэтому все отношения могут быть представлены в виде четверной или четырехугольной формулы. Это собственно и было основой всего учения. В иных случаях эта четверная формула выводилась весьма естественно, но иногда искусственно до комизма. Например, в семье отец и мать представляют естественную дифференцию, ребенок или вообще дети суть естественное следствие взаимодействия этих дифференций. Но не хватает четвертого члена. Эта недостача заполняется прислугой. И так прислуга оказывается существенной составной частью семьи. Если бы Шеллинг должен был отвечать за весь такой вздор, то ответственность его была бы поистине тяжела».
Конечно, Горянинов не доходил до сумасбродств Окена и Вагнера и не выдумывал своего собственного зоологического языка подобно первому, но, заимствовав, хотя бы даже частично, из этого источника, он совершил идеологическую ошибку в ущерб качеству своего труда. Надо, однако, заметить, что числовая метафизика Горянинова по существу дела совсем не связана с эволюционной идеей, которую он проводил в своих работах. Можно было быть ярым сторонником четверичности в природе и считать мир вышедшим из рук творца в готовом виде; и, наоборот, можно было быть сторонником трансформизма без всякой четверичности, каким и был, например, сверстник Горянинова — Эйхвальд.
Если отбросить эти и подобные натурфилософские увлечения Горянинова, — органически, повторяем, не связанные с его системой, — то надо признать, что в целом он довольно здраво ориентировался между тогдашними двумя направлениями в области естествознания — эмпирическим и умозрительным.
Эмпирики — сторонники опытного изучения фактов без теоретического их осмысливания — спорили с ярыми защитниками умозрения, которые конструировали природу по априорным принципам, укладывая ее, подобно Окену, на прокрустово ложе совершенно произвольных теоретических схем. Очень хорошо этот спор изобразил и разобрался в нем А. И. Герцен в «Письмах по изучению природы», подчеркнув, что истинная наука должна быть синтезом обоих направлений: «Без эмпирии нет науки, — писал он в 1845 г. в «Отечественных записках», — так как нет ее и в одностороннем эмпиризме.
Опыт и умозрение — две необходимые, истинные, действительные степени одного и того же знания; спекуляция — больше ничего, как высшая, развитая эмпирия; взятые в противоположности, исключительно и отвлеченно, они так же не приведут к делу, как анализ без синтеза или синтез без анализа. Правильно развиваясь, эмпирия непременно должна перейти в спекуляцию, и только то умозрение не будет пустым идеализмом, которое основано на опыте. Опыт есть хронологически первое в деле знания, но он имеет свои пределы, далее которых он или сбивается с дороги, или переходит в умозрение. Это — два магдебургские полушария, которые ищут друг друга и которых, после встречи, лошадьми не разорвешь».
За десяток лет до этих высказываний Герцена, когда увлечение в сторону голого внеопытного умозрения было в полном разгаре, Горянинов совершенно правильно подошел к вопросу и обнаружил ясное понимание истинного метода естествознания, когда писал: «Каждая систематическая наука есть вместе и опытная — по своему началу, и умозрительная — по выводам и изложению. Опытные сведения составляют богатство науки, умозрительность — ее душу, последовательность — ее достоинство. Опытные сведения сами по себе составляют только материал, вещество, коему силою ума дается правильная форма, построяется правильное здание¦ науки. Так называемые умозрения без опытности суть воздушные замки». [12]
[1] Tetractys — от греческого слова xzirA — четыре. Горянинов переводит этот термин по-латыни — systema quadrimembre; Кайданов — quadru- plicitas. По-русски можво перевести: «четырехчлениость», четверичность. Перевод Б. М Козо-Полянского — «четырехлучистость» — едва ли можно признать удачным, так как о лучах здесь речи нет.
[3] Горянинов. Минералогия. СПб., 1835, страница 6 — 7.
[4] s Primae lineae, страница 21.
[5] Основания ботаники. СПб., 1841, страница 267; Primae lineae, страница 42.
[6] Зоология. СПб., 1837, страница 107 и след.
[7] Основания ботаники. СПб., 1841, страница 267 — 279. — Сохраняем русские названия в начертании Горянинова.
[8] Tetractys, § 7.
[9] Allgemeine Naturgeschichte fur alle Stande. Stuttgart, 1833 — 1841, с атласом. — Первые четыре тома этого сочинения посвящены минералам и растениям, зоология начинается с 5-го тома. В 1836 г. в Петербурге была сделана кем-то безымянная попытка перевести зоологию Океиа на русский язык, но дальше первого (в немецком оригинале — пятого) тома дело не пошло.
[10] Из неопубликованной статьи Бэра «Ueber die Verwandtschaff der Thiere», прочитанной нм в виде доклада в научном обществе 3 августа 1825 г. Хранится в Архиве Академии Наук СССР, фонд 129, № 230.
[11] Иоганн-Яков Вагнер (1775 — 1841) — видный натурфилософ-шеллингианец, занимал кафедру философии в Вюрцбурге много лет, с 1803 г. Бэр слушал его в 1815 — 1816 г. Свои идеи четверичности мира Вагнер изложил в сочинении «О природе вещей» (Von der Natur der Dinge, 1803),
[12] Минералогия. СПб., 1835, страница 22.
