С геохимической точки зрения безразлично, примем или не примем мы в состав живой материи микрозимы.

Во-первых, это безразлично потому, что они по весу составляют ничтожную надбавку к живой материи, а во-вторых, потому, что они при умирании всегда целиком в нее переходят.

Во всех этих научных исканиях и теоретических построениях мы видим проявление одного и того же стремления — так или иначе связать жизненность с материальным субстратом. Считается в науке, что жизнь всегда связана с материальным субстратом [1]* и что без материи мы ее проявлений наблюдать не в состоянии [2]*. Огромные создания религиозного, поэтического и философского творчества, касающиеся областей человеческого ведения, где проявления жизни независимы от материи, остаются в стороне от научных исканий. Лишь отдельные ученые определенно идут против общего течения, считая иногда, как Лодж, что на их стороне будущее.

Но оставаясь на почве связи жизни с материальным субстратом, мы видим, что научный анализ этого субстрата приводит к выводам, несогласным с обычным представлением.

Он приводит, с одной стороны, к тому, что материя, одаренная жизнью, может быть связана с материальным субстратом, составляющим небольшую, по-видимому, ничтожную часть организма по весу, и в связи с этим этот оживленный материальный субстрат совсем не похож на ту материю, какую мы обычно себе представляем. Научный анализ приводит к заключению, что если жизнь связана с материальным субстратом, то получающееся явление не входит в рамки исходных грубо материалистических (механистических. — Ред.) представлений. Мы здесь имеем дело с качественно новым явлением.

При анализе материального субстрата жизни мы в конце концов все время приходим к одному и тому же выводу, что во всех организмах без исключения лишь небольшая часть их вещества по весу может быть связана с жизненностью, а подавляющая по весу часть вещества является ничем не отличимой от обычной безжизненной материи даже тогда, когда она находится внутри живого организма. А когда она выходит из организма, она всегда и целиком однотипна с живым веществом (в нашем обычном понимании. — Ред.).

К сожалению, мы не имеем сейчас возможности выразить этот наш вывод количественно, ибо, как мы увидим дальше, во всем дальнейшем изложении эти вопросы не охвачены еще числом в той степени, как это необходимо в современной науке.

Но вывод несомненен: то вещество, которое может, хотя бы с маленькой долей вероятности, считаться «оживленным», является небольшой — вероятно, ничтожной — дробью по весу живой материи. Возможно, однако, что такого вещества и совсем нет. Изучая историю этого вопроса, мы ясно видим, как все уменьшается и уменьшается количество вещества, которое может считаться охваченным жизнью.

Вначале им считался весь организм, потом отдельные большие его органы. «Жизнь» совмещали то с сердцем, то с мозгом. Улучшились методы исследования и «жизнь» стали связывать с клетками. В многоклеточном организме это были многие проценты по весу [3]*. Но клетки оказались слишком сложными, только части их стали приниматься оживленными, и вес их исчисляться небольшой дробью всего вещества организма. Появилось даже сомнение в том, что и эта дробь существует, т. е. явилось сомнение в существовании материального субстрата жизни.

Такой ход истории ясно указывает, что само представление о существовании особого вещества, одаренного жизнью, не вытекало из научного наблюдения, а проникало в науку извне — создано философскими спекуляциями и постепенно научным исследованием вытеснялось из научного признания.

Еще ярче это выступает перед нами, когда мы перейдем к тем свойствам материального субстрата, одаренного жизнью, который можно допускать существующим, не противореча научным фактам.

В стремлении неразрывно связать с веществом яшзнеиные явления, мы в биологии имеем дело в значительной мере не только с отголосками чуждых современной науке философских воззрений [4]*, но с отголосками проявлений научного миросозерцания, стоящего в противоречии с наукой нашего времени. Наше научное миросозерцание никогда не бывает цельным и единым, оно всегда мозаично, составлено из отдельных частей, отвечающих разным пройденным периодам развития науки. Мозаично и научное миросозерцание биологов. Между их представлениями о веществе и его свойствах и представлениями современных физиков лежит резкое противоречие. Биологи не продумали и не перенесли в область своей научной работы те совершенно новые физические представления о материи, которые в XX столетии революционизировали эту отрасль знания. Это и понятно, что они теснейшим образом связаны с историческим ходом научного мышления, с необходимой экономией научной исследовательской работы.

Но хотя это и понятно и неизбежно с точки зрения наблюдателя, историка науки, тем не менее мы не можем не считаться с этим фактом при оценке добытых биологами результатов в тех случаях, когда нам надо применять их к другой области знаний — к геохимии.

Биологи стоят сейчас на том представлении о материи, которое было правильно в XVII — XIX столетиях, когда явления протяженности или представления о молекулах, отражающих свойства видимой и ощущаемой материи, считались незыблемыми. С тех пор в воззрениях науки произошел переворот, все более и более усложняющий наши представления о материи (веществе) 60. Наряду с материей выступили свойства той среды, в которой находятся материальные образования. Эти материальные образования составляют ничтожную часть среды по занимаемому ими пространству. Они сами претерпели изменение и оказались сложными системами. Учение об электронах, о распадении атомов вещества, о квантах и т. д. вносит все большее и большее изменение в представление о материи, и все больше и больше теряется та твердая почва, какую занимает биолог, когда он из наблюдаемых фактов делает вывод о связи жизненности с «материей».

Какие у него есть основания связывать ее с «материей» физиков, а не с другими построениями, одновременно с «материей» проявляющимися в изучаемом нами субстрате, представляющем обычную «материю» обыденной жизни, здравого смысла? Эта материя не есть «материя» современной науки, последняя представляет ее часть, количественно все отходящую на второй план.

Любопытным образом к тому же самому приводит нас и научный анализ того остатка живого организма, который на основании данных современной биологии может почитаться материей, охваченной жизнью, оживленной материей, отличной от обычной безжизненной материи. Это будут мельчайшие частицы, предел колебания которых невелик: ядро клетки, живые белки ее плазмы, мельчайшие морфологические элементы в клетке или вне клетки. Несомненно, биологи, принимающие оживленность материи в них, вынуждены придавать этой «оживленной» материи свойства, в сильной степени отличные от обычной материи. Во всех этих представлениях, несмотря на их, как мы видели, различные происхождения, есть резко схожие черты. Очевидно, эти схожие черты не являются случайностью. Они вызваны необходимостью, созданы реальным явлением, той частью живого .вещества, для которой мыслимо сохранить представление об оживленной материи, отличной от мертвой.

Общие признаки следующие:

размеры всех этих частей материи всегда микроскопически мелкие и они все уменьшаются по мере того, как мы лучше их изучаем и отделяем от них материю, заведомо не оживленную, обычную по свойствам. Они все более приближаются по размерам к величине молекул;
это ничтожное по весу количество — крупинка — оживленной материи связано в единое целое, охватываемое исходящими из оживленной ничтожной крупинки силами, с веществом мертвым, количество которого, захваченное крупинками, превышает вес крупинок во многие тысячи, может быть десятки и сотни тысяч раз;
химический состав этих крупинок чрезвычайно сложен, и если он связан с жизненностью, он отвечает составу живой материи, т. е. всегда содержит десятки химических элементов;
никогда эти крупинки не могут слиться в один большой комок оживленной материи, но многие десятки миллионов крупинок могут соединиться вместе, сохраняя свою индивидуальность неизменной, и составить большой комок живого вещества, в котором опять таки оживленные крупинки материи будут по весу ничтожной частью;
эти крупинки состоят в теснейшем обмене с окружающей мертвой средой, вызывая в ней чрезвычайные изменения, являясь для всех, происходящих в этой среде процессов, могучим источником энергии, который сохраняется на неизменном уровне, пока крупинка вещества остается живой;
при всех этих изменениях свойства крупинки неизменны, и путем размножения они могут давать начало таким же крупинкам, и, наконец, крупинки всегда состоят из смеси веществ, отвечающих разным физическим состояниям материи.

Если мы попытаемся свести эти свойства оживленных крупинок на свойства материи, изучаемые в физике и химии, мы неизбежно придем к заключению, что эти свойства не отвечают обычной привычной материи и содержат элементы, которые отвечают не веществу, а энергии.

Подобно ионам ионизированного воздуха, катодным лучам и т. п. распадающимся радиоактивным атомам, они одновременно дают нам впечатления как материи, так и энергии. Но они еще более сложны, чем эти простые и очень отдаленные их аналоги.

Поэтому, если бы оказалось когда-нибудь, что эти представления верны и что мы действительно имеем в организме дело с материей, находящейся вследствие жизни в особом состоянии, то эта материя оказалась бы обладающей особыми свойствами, резко отличающими ее от обычной материи и сближающей с некоторыми проявлениями энергии в представлении физиков и натуралистов, энтелехии у философов. Одним из наиболее характерных и важных их признаков являются всегда ничтожные размеры этих комочков охваченной жизнью материи. Мы имеем здесь дело как бы с проявлением активированной материи, с которой обычная материя может сравниваться — если только она может — с большой осторояшостью.

Но эти ничтояшые размеры оживленной материи приводят нас, как мы увидим, и другим путем к тому же выводу, что свойства живого не могут определяться вещественным субстратом и что весь материальный субстрат организма целиком входит в состав живого вещества, геохимическое значение которого подлежит нашему изучению.

Для выяснения этого явления необходимо останавливаться на анализе размеров организмов.

Мы так свыклись с ничтожностью этих размеров в некоторых случаях, что забываем или не замечаем, насколько много в этом удивительного и необычного и какие своеобразные явления производятся благодаря этому живым веществом в земной коре.

Необходимо отметить, и мы еще встретимся с этим позже, что живая материя является тем агентом, который создает на земной поверхности такие частички, пылинки, которые являются мельчайшими возможными на ней дроблениями твердой материи. Мы не знаем сейчас на Земле другой силы, которая производила бы такое же дробление, сравнимое с ее работой. При этом живая материя действует в этом смысле безостановочно. Значение такого дробления в геохимических процессах огромно, особенно всех позднейших, отредактированных автором работах, он подчеркивает единство материи и энергии в объективной реальности. В данном случае В. И. Вернадский подходит к понятию организованности, как новому свойству материи, которое было раскрыто и углублено в понятиях кибернетики.

Если мы обратим внимание на то, что живое вещество чрезвычайно сложно по своему составу и содержит нередко десятки химических элементов.

Оно производит работу не только дробления, но и чрезвычайного смешения химических элементов. Нет ни одного химического или физического агента на земной поверхности, который производил бы на ней что-нибудь подобное. Одно нахождение на земной поверхности огромного количества твердой материи в раздробленном состоянии, в наиболее мелких — возможных для материи — размерах и в наиболее сложном составе придает всем земным химическим реакциям особый оттенок большей интенсивности, быстроты и полноты.

Но эта работа живого вещества имеет не только земное, но и космическое значение. Это дробление материи, превращение ее в тончайшую пыль, может быть не безразлично и для того процесса, связанного с пылевым обменом между планетами, которого мне уже пришлось раньше касаться и к которому я вернусь позже.

[1]* Schaefer Е. Report of the British Association for the Advancement of Science. London, 1913, p. 6.

[2]* Лишь отдельные натуралисты допускали возможность таких проявлений жизни. Смотрите: Helmholtz Н. Vortrage und Reden. Braunschweig, 1896, Bd 2, p. 90. Сравнение жизни с пламенем мы наблюдаем уже в XVII в. у Лейбница. Карпов В. Л. Шталь и Лейбниц. —Вопросы философии и психологии, 1912, кн. IV (114), с. 341.

[3] этому можно подойти, исходя из соображений другой категории, здесь не затронутой, например очень ярко это ставится в явлениях наследственности для вдумчивого исследования при обычных представлениях о «живых белках»: «...и это ничтожное количество вещества обладает способностью до мельчайших деталей регулировать отложение поступающих извне посторонних масс, которые... почти в 18 000 миллионов раз тяжелее самой яйцеклетки. Таким образом, из всей массы нашего тела действительно унаследовано лишь 0,0000000056%! Каким образом этому ничтожному количеству вещества удается руководить сложным процессом развития? Каким образом оно сохраняет свою индивидуальность, не теряется при таком колоссальном разжижении, если можно так выразиться, и снова собирается, сосредоточивается в половых клетках организма? На это мы не можем в настоящее время дать удовлетворительного ответа» (Миэ Г. Жизнь и ее проявление. Перевод С. Нагибина и Л. Кречетовича. М., 1912, с. 193).