С исторической точки зрения мысли Кайданова представляют большой интерес.

Не надо, однако, упускать из виду его основную ошибку. Ему было неясно, что закономерности исторического развития человека и его психики качественно отличаются от развития остального животного мира.

Далее в рассуждениях Кайданова еще раз проглядывает стремление взять под свою защиту право ученого мыслить гипотетически. Он вовсе не собирается перешагнуть через опыт, провозгласив примат умозрения над фактической основой, — нет, он ясно указывает, что опыт должен быть для натуралиста на первом плане как фундамент для всего здания науки. Но отсюда не следует, что научная деятельность должна ограничиться собиранием отдельных фактов, без обобщающих выводов.

В дальнейшем Кайданов переходит к минеральному миру и спрашивает: неужели минеральное царство так безжизненно, как это обычно представляют?

Автор не разделяет этого мнения. Такой прыжок от мертвого к живому противоречит, по его словам, природе и нашему разуму. Природа бесконечна, и потому источник ее жизни не может быть ограничен. В частности, мы замечаем в царстве минералов много явлений, которые очень сходны с тем, что происходит в живых организмах: образование минералов, их сходство между собой, рост кристаллов, магнитные и электрические явления и т. п. Кроме того, растения и минералы связаны между собой постепенными, почти незаметными переходами. Наконец, растительная жизнь базируется на минеральной основе и не могла бы без нее существовать, как животная жизнь не могла бы существовать без растительной. Все это, по мнению Кайданова, дает право заключить, что и в неорганическом, или минеральном мире существует некоторая первобытная, примитивная форма жизни (vita primitiva) как наиболее элементарное проявление всеобщей жизни, разлитой в природе. Эта первобытная жизнь выражается в способности минералов так или иначе реагировать на внешние влияния, применяться к внешним силам природы, расти (например при кристаллизации), образовывать различные индивидуальности, или, по выражению Кайданова, материальные единства. Та же сила проявляется и в образовании небесных миров, — следовательно, первобытная форма жизни разлита по всей вселенной. Ее основное, элементарное качество — непродуктивность, способность к образованию или воспроизведению, — широко разлита во всей живой и неживой природе. Эта репродуктивная сила, или способность связывает живую и неживую природу, в частности минеральный и растительный миры, между собой.

Теория Кайданова об отсутствии какой-либо принципиальной разницы между силами неорганической и органической природы носит метафизический характер и сложилась у него, надо думать, под влиянием взглядов Шеллинга.

По Шеллингу, все силы в природе едины и тождественны и являются видоизменениями одной силы. Не существует поэтому разрыва между живым и мертвым. — органическим и неорганическим, так как это противоречило бы основной идее единства всего существующего. Из первоначального тождества возникают полярные, т. е. противоположные по действию силы. Вся природа является результатом борьбы этих сил. Положительная и отрицательная силы, взаимно друг друга ограничивая, воссоздают материю. Таким образом, материя, по Шеллингу, есть производное сил. Борьба противоположных сил — источник всякого движения в мире и основной фактор его развития. Сталкиваясь, противоположные силы синтезируют, затем вновь наступает раздвоение, борьба и новый синтез более высокого порядка, и т. д. По этой тройственной схеме и идет развитие всей системы, поднимаясь со ступени на ступень. Не происходит уничтожения сил, изменяются лишь их относительные количества. То же относится и к материи. Так как в природе все едино, то органическое и неорганическое связано между собой переходами, и в органическом мы находим те же силы, что и в неорганическом, но в более высокой «потенции», т. е. на более высокой ступени.

Таким образом, единство сил в природе, всеобщая связь явлений и организаций — вот существенно-важные мысли философии природы, которые Шеллинг развивал на первом этапе своей философской деятельности. Это — прогрессивная сторона его деятельности. Не нужно однако упускать из виду, что в целом его философия насквозь идеалистична и реакционна.

Хотя Кайданов нигде не называл имени Шеллинга, но всеже находился под некоторым влиянием его натурфилософии. Однако, в отличие от Даниила Велланского, который близко следовал Шеллингу, воспроизводя не только его взгляды, но и самые крайние домыслы его учеников и сторонников, вроде мистиков Стеффенса и Кизера, Кайданов очень осторожно подходил к построениям Шеллинга и интересовалсялишь идеей о единстве природы, оставляя совершенно в стороне другие принципы его учения и не разделяя ни в чем реакционных установок философии Шеллинга в позднейшее время. По этой причине нельзя считать Кайданова шеллингианцем, как Велланского, Павлова, Галича и других русских последователей философии тождества.

Вернемся к изложению дальнейшего содержания «Tetractys vitae».

В § 59 Кайданов подводит итоги сказанному выше и формулирует точнее, что такое «четверичность жизни», о которой говорится в заглавии его сочинения: «Итак, — пишет автор, —

  1. минералы обладают репродуктивностью,
  2. растения обладают репродуктивностью и раздражимостью,
  3. животные обладают репродуктивностью, раздражимостью и чувствительностью,
  4. человек обладает репродуктивностью, раздражимостью, чувствительностью и сознанием.

Отсюда очевидным образом следует не только различие между. четырьмя важнейшими формами жизни, проведенное через разные царства природы, но также и взаимная связь и родство этих форм, а сверх того их синтез в организме человека. Вот это и есть, как мне представляется, tetractys человеческой жизни и всех вообще вещей в природе».

«Итак,—продолжает Кайданов (страница 71),—по моему взгляду, следует установить четыре важнейших и основных модуса, или формы жизни (quatuor itaque praecipui atque cardinales modi seu formae vitae), как во всей природе в целом, где они проявляются различным образом, так и в организме человека как сгустка этой природы (epitome aut ectypo naturae), где эти формы проявляются в различных органах и системах органов: 1) форма примитивная, или изначальная — минералы, 2) форма растительная, 3) форма животная, 4) форма человеческая».

В дальнейшем Кайданов более подробно останавливается на связи указанных четырех форм жизни между собой и совершенно ясно говорит, что мыслит эту связь как историческую.

«Все эти формы жизни, — пишет он, — как в природе, так и в теле человека, не просто расположены рядом, по смежности, по соседству, но в ясной постепенности (plane continuae). Прибегая к сравнению, можно сказать, что они связаны между собой так, что изначальная форма представляет собой корень универсального дерева жизни (arboris vitae universae), растительная жизнь уподобляется стволу этого древа, животные — это как бы цветы, а сознательные или разумные существа — как бы плоды этого древа».

В другом месте эта мысль выражена следующим образом: «Нет никакого сомнения, что в природе минеральное царство значительно предшествовало по времени появления растительному царству, а существование и жизнь растений предшествовали жизни животной, как эта последняя — жизни человеческой, в которой высшая форма жизни, высшая продуктивность природы как бы достигли своего кульминационного пункта» (§ 63, страница 77). При этом Кайданов приводит в примечании известный афоризм Гердера: «Животные — старшие братья человека». Это изречение в устах Гердера имело, вероятнее всего, метафорический смысл, тогда как Кайданов мыслил эту связь вполне реально, что ясно из таких высказываний русского автора (§ 64, страница 78, 79): «Можно думать, — пишет он, — что сфера жизни, рассматриваемая в целом, мало-помалу пополняется и расширяется, восходя от минерального царства до человека через прочие органические царства как бы путем развития своих форм или, если угодно, путем их умножения (sphera itaque vitae, in genere consideratae, ascedendo a regno minerali ad hominem per cetera regna organica sensim sensimque, quasi per evolutionem formarum suarum, aut, si mavis, per accessionem earum dilatatur atque ampliatur)».

Все приведенное дает нам право сделать вывод, что для Кайданова последовательность и связь форм в природе не были идеальными, метафизическими представлениями, как у ряда натуралистов XVIII в. Идея о родословном древе организмов, которую мы встречаем у Кайданова, была для него, по-видимому, выражением действительного, реального родства между низшими и высшими формами. Эти рассуждения Кайданова, несмотря на их общий и отвлеченный характер, выделяют его среди современников, которые в большинстве верили в неподвижность и неизменность природы и отрицали за природой всякое развитие. Припомним слова Энгельса,[1] который видел в учении об абсолютной неизменности природы характерную черту старого, консервативного естествознания и противополагает его новому, революционному мировоззрению, утверждающему историческое движение в природе. Кайданов был одним из первых русских ученых, ставших на защиту этого мировоззрения, — вот почему ему следует отвести определенное место в истории русской научной мысли. Конечно, в построениях Кайданова было немало элементов метафизики, но это не главная сторона его системы. В целом он был прогрессивно мыслящим биологом. Припомним указание Энгельса, который осуждал тех критиков, которые судят о философе «не по тому ценному, прогрессивному, что было в его деятельности, но по тому, что было по необходимости преходящим, реакционным». [2]

В связи с эволюционизмом у Кайданова есть и другая довольно интересная мысль, которую он неоднократно формулирует в разных местах своей работы: мысль о параллелизме между организацией человека и различными этапами развития всего органического мира. Здесь можно видеть некоторую — Правда, весьма отдаленную — аналогию между взглядом Кайданова и мыслью о закономерных отношениях между онтогенезом и филогенезом, которая позднее вылилась в форму биогенетического закона, формулированного в 1866 г. Геккелем. Сущность этого закона заключается, как известно, в том, что ряд форм, через которые проходит организм в своем индивидуальном развитии, является как бы кратким повторением форм, через которые прошел данный организм в своем историческом, видовом развитие, начиная с древнейших времен. Этот закон, как известно, сыграл большую роль в биологии; с весьма существенными поправками и дополнениями он дожил до нашего времени, служа средством эволюционного исследования.

Однако закономерности, которые позволили Ф. Мюллеру и Э. Геккелю установить биогенетический закон, были подмечены много ранее.

Идею о соотношении между онтогенетическим и филогенетическим развитием мы находим у ряда натуралистов начала XIX в.: Кильмейера, Дёллингера, Пандера, Бурдаха, Окена, Меккеля, Ратке и др. Трое последних сделали особенно много в этом отношении. Мысль эта отразилась и в трудах нашего соотечественника Якова Кайданова. Заметим, что из русских ученых он был одним из первых, если не первым, который остановился на такого рода вопросах и отразил их в печати.

Кайданов представлял себе дело довольно метафизическим образом: если человек является последним и высшим этапом органического мира, то он должен заключать в себе весь этот процесс как бы в повторенном и сжатом виде (§ 64, страница 79: ut in homine summam ilia suam amplitudinem attingat, neque amplius extendi, sed potius retrogredi aut contrahi videatur). Отсюда мысль о том, что в человеке есть нечто от животного (habet homo nonnihil ex bruto), а в животном — нечто от растения, «или, лучше сказать, — говорит Кайданов, — в человеке заложено все, что есть в неорганической природе, — вернее, в жизни этой природы; далее — все, что заложено в растении, или в жизни растительной, затем — все, что заложено в организме животного, плюс раз>м» (§ 64, страница 79). Одним словом, человека можно рассматривать как некий «микрокосм» (§ 63, страница 74). «Человек, — говорит Кайданов в другом месте, — заключает в себе все остальные жизненные формы, следовательно, всю природу вещей как бы в сокращении (omnes ceteras formas vitales, ас proinde universam rerum naturam, quasi in compendio), являясь тем самым как бы ее истолкователем (interpres eiusdem)».

В соответствии с этим воззрением Кайданов очень наивно ищет в организме человека такие органы и структуры, которые «соответствуют» органам и структурам растений и животных. Для растений он считает, например, характерной сосудистую систему, для животных — нервную систему, для человеческого рода — развитие головного мозга как органа сознательной жизни (§ 63, страница 74 — 77).

Кроме этого анатомического параллелизма, впрочем достаточно грубого и неверного, Кайданов указывает и на параллелизм развития, т. е. на эмбриологический параллелизм. Заметим, что в то время, когда Кайданов писал свою книгу (в 1812 г.), эмбриологии как науки еще не существовало. Были заложены лишь первые камни этого здания, преимущественно работами Вольфа (1768). Когда Пандер в 1817 г. опубликовал свою работу о развитии куриного зародыша, ее никто как следует не понял, даже такой ученый, как К. Бэр. Последний пишет, например, в своей автобиографии, [3] что не только он сам обнаружил непонимание работы Пандера, но оно было довольно общим. Бэр рассказывает, что подобная же судьба постигла и работу Вольфа о развитии цыпленка. Первым разобрался в ней, несомненно, Меккель, но это было уже в 1812 г. К собственным своим эмбриологическим исследованиям Бэр приступил в 1819 г., причем он начал с классического объекта — куриного яйца, затем поставил исследования над развитием лягушки, саламандры, ящерицы и, наконец, занялся эмбриологией млекопитающих. Опубликованы были эти работы [4] много позднее. Эмбриологические исследования Ратке, открывшего жаберные щели у эмбрионов птиц, и млекопитающих, относятся к 20-ми 30-м годам прошлого столетия.

Таким образом, в тот период, когда Кайданов писал свою диссертацию, в науке еще не были известны такие факты из истории развития животных, которые можно было бы выдвинуть в качестве веских и убедительных аргументов в защиту мысли о параллелизме между индивидуальным и видовым развитием.

Этим и объясняется, почему взгляды, высказанные по этому поводу Кайдановым, носят характер простой умозрительной догадки. Говоря, например, об эволюции органической жизни на Земле, при которой растительная жизнь предшествовала жизни животной, Кайданов выражается так: «Те же самые эпохи обнаруживаются в развитии человека, который формируется из неопределенного и бесформенного хаоса, затем, подобно растению, прикрепляется ко внутренности матки, затем в младенческом и детском возрастах переживает свое животное существование и, наконец, наслаждается истинной человеческой формой жизни» (страница 77).

В связи с общей эволюционной концепцией Кайданов довольно много места уделил в своей работе вопросу о соотношении различных свойств живого вещества в процессе последовательного развития организмов.


[1] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, страница 478.

[2] К. Маркс и Ф. Энгельс, Письма, Соцэкгиз, 1928, страница 386.

[3] Акад. К. М. Б э р. Автобиография. Общ. ред. акад. Е. Н. Павловского. Перев. и коммент. проф. Б. Е. Райкова. 1950, страница 298, 299.

[4] Под заглавием «Ueber Entwickelungsgeschichte der Thiere». Первый том этой классической работы вышел в 1828, второй том — в 1837 г. Первый том, переведенный на русский язык, вышел в издании АН СССР в 1950 г. (серия «Классики науки») под названием «История развития животных» (редакция акад. Е. Н. Павловского, комментарии проф. Б. Е. Райкова).

Поделиться:
Добавить комментарий