Основные направления биополитики.
Были предложены различные классификации весьма широкого спектра направлений современной биополитики. Например, А.Сомит [Somit, 1968, 1972] предпочитал следующую классификацию:
- создание биологически ориентированной политической науки;
- исследование этологических (поведенческих) аспектов политического поведения;
- изучение физиологических аспектов политической жизни;
- решение практических проблем политики на базе всех указанных направлений биополитических исследований.
Далее будет использоваться несколько иная классификация, которая представляется более удобной и во многом опирается на публикации [Masters, 1989, 1991], [Зуб, 1987, 1989, 1994], а также на авторские разработки [Олескин, 1994,1995, 1999а, б и др.]. 1.3.1. Природа человека: биополитический подход В СССР была поставлена программная цель - «создать нового человека». При этом исходили из марксистского представления о том, что «родовая сущность человека является социальной». Стало быть, стоит изменить социальные отношения, политический строй, как изменится и человек. Он есть продукт эпохи. Марксизм можно рассматривать как яркий пример доктрины исторического релятивизма в понимании человека. С этой точки зрения бессмысленно спрашивать, добр или зол человек по своей природе, пластичен он или консервативен и др.
Все подобные вопросы имеют смысл лишь применительно к конкретной эпохе и конкретному социальному слою, классу. В противоположность доктрине релятивизма (которую исповедует отнюдь не только марксизм, но и многие другие социологические и философские течения), имеется доктрина абсолютизма, согласно которой природа человека вечна, неизменна и определена Богом или иным Абсолютом (например, идеей в философии Гегеля). При своих различиях, релятивизм и абсолютизм смыкаются в фактическом отрицании телесной, биологической грани природы человека (так, христианский абсолютизм считает греховной саму мысль о возможности сопоставления носителя бессмертной души - человека и прочих «тварей»),
В отличие и от абсолютизма, и от релятивизма, современная биология способствует (а биополитика подхватывает эту тенденцию) пониманию человека как существа, укорененного в живой природе, связанного с нею тысячами нитей, сотворенного как продукт многих миллионов (и миллиардов) лет эволюции жизни. Такая трактовка природы человека представляет доктрину натурализма (от лат. natura - природа). Натурализм не отрицает специфики человека как особого живого существа, наделенного разумом, культурой (по крайней мере, способностью ее создавать), членораздельной речью и построенными на ее основе символическими языками, а также технологией. Утверждение, что человек есть лишь животное, давно получило в литературе ярлык «социальное биологизаторство», и от него большинство биополитиков, социобиологов и др. всеми силами стремятся отмежеваться. Как отмечает в своей диссертации русский философ и теоретик менеджмента А.Т. Зуб (1994): «Функционирование механизмов политической системы может быть лишь более разносторонне и полно понято, но не объяснено исчерпывающим образом на основе данных приматологии и этологии человека».
Однако в свете данных современных наук о живом представляется неоправданной и противоположная крайность: огульное отрицание природно-биологической компоненты человека.
Причем эта компонента рассматривается некоторыми учеными как один из основных уровней организации человека как системы. Так, именующий себя «биосоциологом» П. Майер из Германии говорит о «биосоциальном уровне», куда он относит, например, «аффекты» (всякого рода эмоциональные подсознательные и бессознательные психические процессы и поведенческие реакции - от отдергивания руки от раскаленного предмета до потирания века при попытке сказать ложь), противопоставляя ему специфически человеческие уровни, которые он обобщенно именует «психокультурными». Биологические данные говорят о наличии общего биосоциального фундамента у ряда политически значимых форм социального поведения человека, а также о важности для человеческой психики событий, протекающих не только в наиболее эволюционно продвинутых, но и даже в достаточно древних структурах человеческого мозга (например, в мозговом стволе).
Представление о природе человека, разрабатываемое в рамках биополитики, соответствует платформе так называемой генно- культурной коэволюции, подразумевающее взаимообусловленность изменения человеческого генотипа и эволюции культуры. По мысли Э.О. Уилсона и Ч. Ламсдена, культурные традиции служат средством обеспечения преимущества для передачи потомству генов для определенных групп людей (так, элита общества в большинстве случаев создает для себя привилегированные условия для успешного воспроизведения своих генов в последующих поколениях); в то же время культура сама создается в результате естественного отбора генотипов - а именно отбора на интеллектуальность, лидерские способности и другие качества, позволяющие носителям данных генов (при наличии благоприятных условий для проявления этих генов) создавать, поддерживать и приумножать культурные традиции человеческого общества [Ламсден, Гушурст, 1991].
Ламсден и Уилсон вводят понятие «культурген», как сохраняемый в ряду поколений элемент культуры (Р. Докинз (1989) использует в сходном смысле термин «мем»). Сохранение культургенов в ряду поколений достигается на основе биологических органичений нашей способности развиваться и обучаться чему-либо новому, а именно (1) законов, влияющих на восприятие цветов, звуков, запахов и других видов информации об окружающем мире и о нас самих и (2) законов организации полученных данных и их переработки. По мысли М. Рьюза [Ruse, 1986], эпигенетические правила в целом обеспечивают избирательное запоминание и эмоциональное восприятие лишь некоторых из предлагаемых нам разнообразных культургенов; эти избранные нами культургены предпочитаются нами в дальнейшим всем менее значимым.
Натурализм был характерен для многих естествоиспытателей времени просветителей-энциклопедистов (XVIII в.), когда в моде было увлечение естественной историей. В начале ХГХ века в теории эволюции Ж. Б. Ламарка человек рассматривался как закономерный этап прогрессивного усложнения, эволюции природы. Натуралистическое направление в изучении человека породило во второй половине XIX века значительный интерес к сравнительным исследованиям поведения человека и других живых существ. После работ Ч. Дарвина подобные исследования осуществляются, например, в рамках парадигмы «социального дарвинизма» (или «социал-дарвинизма», во многом вдохновленного работами Г. Спенсера, который выводил социальную организацию человеческого общества из таковой сообществ животных.
Свою лепту в развитие социал-дарвинизма внесли и другие видные ученые конца XIX - начала XX века, такие как А. Эспинас (книга «Социальная жизнь животных», рассматривающая человеческий социум как этап эволюции животных сообществ) и особенно У. Самнер. Господствовал в основном «жесткий» вариант натурализма: человек прямо отождествлялся с другими представителями животного царства. Утверждалось, например, что человек, в силу своего звериного происхождения, жаждет крови своих же собратьев. Такой «жесткий натурализм» в большой мере вышел из популярности к середине XX века, в связи с изменившимися политическими и культурный реалиями, и был оживлен в 60-70-х годах XX века в популярных книгах-бестселлерах Д. Морриса и Ардри (например, «Голая обезьяна», «Человеческий зоопарк»): «голая обезьяна» (Homo sapiens) прямолинейно отождествлялась с прочими приматами.
Современные биополитики тяготеют к «мягкому» варианту натурализма.
Предполагается, что человек является продуктом биологической эволюции и потому сохраняет в себе и в своей социальной организации общебиологические характеристики, но в ходе эволюционного развития предков человека сформировались уникальные человеческие черты, по которым человек качественно отличается от других живых существ, даже от других высших приматов. Такой натуралистический подход не отрицает специфики человека как особого живого существа, наделенного разумом, культурой (по крайней мере, способностью ее создавать), членораздельной речью и построенными на ее основе символическими языками, а также технологией. Именно на платформе «мягкого натурализма» биополитика может вносить свой немаловажный вклад в решение проблем политического поведения и политических систем человеческого общества в союзе с представителями социогуманитарных наук, которые и призваны изучать специфически человеческие характеристики, не редуцируемые до свойств наших эволюционных «родственников» - других приматов.
Автор книги «Биополитика» Торстон [Thorson, 1970], стоя на платформе философии П. Тейяра де Шардена, полагает, что на этапе появления человека в эволюции все более нарастает ее духовная компонента. И в этом плане само возникновение биополитики есть закономерный этап эволюции - а именно этап, на котором «эволюция осознает саму себя».
Биологическая и культурная компоненты столь переплетены в каждом человеческом поступке, столь взаимопроникают, что можно говорить о параллельных языках описания одного и того же поведения, о выяснении его проксимативных (непосредственные мотивы поведения) и ультимативных причин (значение с точки зрения эволюционной биологии).
