Мир является для нас реальным объектом — свойства которого могут познаваться геометрией — наукой.
Мир является для нас реальным объектом, как целое, свойства которого могут в известной степени познаваться геометрией — наукой, основанной на эмпирическом проникновении в реальную природу. Он представляет нечто единое и свойства его зависят от места, в нем изучаемого. Его проявлениями являются радиация, материя и энергия, разделение которых друг от друга так же мало возможно, как и разделение абсолютных пространства и времени друг от друга. Радиация, материя и энергия — и, возможно, проявления жизни, если подтвердится ее космическое значение, — заполняют все доступное нам окружающее Реальное — космическое пространство и связанное с ним время.
До сих пор мы изучали небольшую часть Космоса и в ней встретились с чрезвычайно характерной особенностью, что она в своих геометрических свойствах приближается к той геометрии, законы которой были выведены Евклидом, если только мы примем и время за одну — четвертую — координату этого геометрического представления. Это является следствием того, что мы нигде не встречали до сих пор больших скоплений материи, которые нарушали бы те явления, которые мы изучаем в Космосе. И постольку, поскольку в нем нет больших скоплений матери, можно безопасно изучать окружающее Реальное, как проявление евклидовой геометрии. Но наше убеждение, что в Космосе не встретится таких случаев, когда евклидова геометрия перестанет отвечать его свойствам, основывается исключительно на том, что мы до сих пор таких мест не встретили — но мы нашими методами научного искания охватили лишь ничтожную часть Вселенной. Может быть, в ней найдутся места, где нельзя будет с точностью современной научной работы руководствоваться этой геометрией, а надо будет искать или применять иные геометрические представления.
В некоторых научных вопросах мы уже с этим встретились, но в формах, очень мало отклоняющихся от евклидовой геометрии. Этот подход к реальным противоречиям с нашей обычной геометрией и представляет ту характерную черту, которая придает нашему веку глубочайшее значение в истории человеческого сознания.
Отсутствие больших концентраций материи во Вселенной является реальным фактом, сохраняющим все свое значение, как мы видим и при переходе на путь, открытый человечеству Эйнштейном.
Однако отсутствие таких концентраций отнюдь не отвечает нашим обычным идеям о пустынности Вселенной. Эта идея о пустынности Вселенной, по-видимому, является следствием того материала, который доставляет нам астрономия. Мы знаем, например, какой пустыней с этой точки зрения представляется нам звездный мир, но в нем мы можем изучать лишь ничтожное количество заполняющих его тел, дающих более или менее яркий свет. Пустынной, хотя в значительно меньшей степени, представляется нам и наша планетная система. (Ф. 518, on. 1, д. 53, лл. 57 — 70.)
В таком астрономическом представлении о Мире мы оставили в стороне огромное количество мелких телец — газообразных, жидких и твердых, переполняющих пространство и не улавливаемых ни инструментами, ни методами работы астрономии.
Материя обладает чрезвычайно характерным свойством занимать пространство, распадаясь и распыляясь — она испаряется, диффундирует в окружающее пространство и едва ли есть место в Космосе, где бы мы ни встретили эти частицы материи, причем те изменения, какие сейчас претерпевают наши воззрения о материи, указывают на то, что при такой дезагрегации материи выделяются не только материальные частицы — молекулы или атомы, но и энергетические частицы — электроны или тому аналогичные образования.
Все пространство ими проникнуто, причем можно различить, по характеру их образования и их свойств, две формы материальных частиц, если мы оставим в стороне частицы электричества — твердые и жидкие (пыль) и газообразные.
Пылевые частицы по своим размерам дают нам все переходы от планетных тел, изучаемых в астрономии, до мельчайших обломков, переходящих в размеры, приближающиеся к размерам больших молекул. По мере того, как увеличивается наше знание, увеличиваются и наши представления о значении этих мельчайших частиц в структуре мироздания, всего мироздания, а не только солнечной системы. Мы вынуждены признавать их всюдность и их чрезвычайное количество. Из всех космогоний впервые только, кажется, космогония Аррениуса приняла в достаточной мере во внимание существование этих мелких частиц и сделала из него соответствующие выводы. Но значение, какое придавал им Аррениус, еще более увеличивается в новых указаниях, которые получаются сейчас в связи с явлениями радиоактивности и новыми строениями материи, например в космогонических набросках Перрена (1919 — 1920) в связи с космогонической историей химических элементов.
Уже одна эта космическая пыль совершенно меняет все наши представления о пустынности Вселенной. Но не меньший удар им наносит другая сторона материального строения Космоса, проясняющаяся только с конца второй половины XIX столетия.
Это те новые указания, какие дают нам изучение атмосферы вокруг небесных светил и связанные с ними космогонические представления о передвижении газов. Для них выясняется непрерывно происходящее передвижение газовых частиц в Космосе, их переходы от одного светила к другому, потеря одних атмосфер и рост других. Эти идеи о газовом обмене между планетами, развитые впервые, кажется, Стонеем, имеют в геохимии такое значение, что с ними приходится считаться в истории легких элементов, например водорода или гелия. Постоянное образование в земной коре гелия и водорода радиохимическими процессами заставляет нас еще более считаться с этим явлением. Ибо мы не можем не обращать внимания на чрезвычайное распространение этих газов в звездных мирах.
Эти мельчайшие части материи, рассеянные во всем Космосе, получают особое значение с точки зрения новых идей, входящих в наше сознание благодаря обобщению Эйнштейна. Ибо на их границах идут особые проявления и радиаций и энергии, составляющие для нас реальность Мира. И в то же время распыление материи противодействует ее концентрации, нарушающей евклидову геометрию Вселенной. На этом явление не кончается.
Мир переполнен не только осколками молекул — атомами, но и осколками атомов — ионами, электронами.
Весьма вероятно, что мы имеем в нем и такие тела, как те ядра водорода с одним электроном, которые, по предположению Резерфорда (1920), обладают таким свойством прохождения через материю, которое делает невозможным их удержание в каком бы то ни было сосуде. Для нас они будут частью пустоты!
И газовый обмен Земли с другими планетами, и проникающая небесные пространства космическая пыль не являются безразличными с точки зрения геохимической истории живого вещества. На Земле одним из важнейших источников водорода являются биохимические процессы. Организмы же связывают и переводя т в соединения поступающий на Землю водород. Явления газового обмена между планетами мало до сих пор разработаны, но тем более они заслуживают сейчас нашего внимания.
Вероятно, еще большее значение имеют организмы для космического обмена в форме твердой пыли, и, таким образом, как мы увидим ниже, «живая материя» является тем агентом земной коры, который приводит твердую материю в наибольшее распыление. Очень, вероятно, что значительное количество теряемой нашей планетой пыли могло на ней образоваться только благодаря живой материи. Она же задерживает на земной поверхности — благодаря растительности и характеру почвы, зависящему от ее свойств в самой сильной степени, — постоянно падающую на Землю космическую пыль.
Таким образом, мы видим, что эти отношения должны изменяться в сторону меньшей пустынности в значительной мере в связи с увеличением космического значения живого вещества.
Но это не означает, чтобы «пустынность» Вселенной не существовала, ибо очень вероятно, что отношения материи и пустоты Вселенной того же порядка, как отношение пустоты к атомам материи или электричества в химических элементах, строящих всю материю, в том числе и живую.
Пустынность исчезает в другом смысле — в том смысле, что жизнь не является случайным явлением в мировой эволюции, но тесно с ней связанным следствием.
В этом смысле мы можем проследить в новейших работах физиков и астрономов намеки на новые будущие построения Космоса. Сейчас они не имеют еще вполне обработанного выражения, но высказываются в печатных работах случайно и между прочим. В действительности эти случайно брошенные выражения указывают нам на происходящее сейчас большое изменение мысли.
Они связаны с тем, что эволюция космических миров связывается с эволюцией химических атомов как химических элементов, причем образование химических элементов, строящих организм, получающееся в результате этого процесса, рассматривается как подготовка жизни. Ярко выразил эту мысль на съезде
Британской ассоциации осенью 1920 г. Эддингтон: «В звездах материя претерпевает первоначальное брожение для изготовления большего разнообразия элементов, которое необходимо для мира жизни». Ту же по существу мысль о значении космического процесса для будущих явлений жизни — в другой форме — провозглашают Перрен и другие.
