К концу XVIII в. в области научных идей стали господствовать представления о безжизненности Космоса.
Они получили особое значение благодаря росту значения в научном мировоззрении новых космогоний, широко распространенных в ту эпоху. Новые космогонии были охвачены математическим анализом и механикой и были приведены в связь с теми отраслями научного знания, которые пользовались теми же понятиями. Явления жизни оставались вне этого движения. В связи с этим, стоя в согласии с научными достижениями века, они дали картину Мира, игнорируя существование в Мире жизни и живого. Этим одним научные космогонии очень резко отличаются от более ранних космогоний мифотворческого периода, всегда проникнутых жизнью или пытающихся объяснить ее происхождение. В общем, такой характер космогонии сохранила до самого последнего времени даже и космогония Аррениуса, где жизнь принята во внимание.
Несомненно, и сейчас есть космогонии иного характера [...], связанные с теистическими представлениями о мироздании (например, космогонии новотомистов и т. п.), но они не влияют на ход научного мышления, хотя иногда и стоят на уровне современного научного знания. Они не меняют общую картину.
Ввиду значения научных космогоний в научном мировоззрении, непрерывно принимавшихся за научные достижения, в науке постепенно зародилось сознание, что малое значение жизни в мироздании является выводом из научных исследований. Нетрудно убедиться, что наука не дает нам ни малейших указаний для подобного рода заключений. Космогонии всегда представляют экстраполяционные формы мышления, ибо из множества происходящих явлений они принимают за существенные и действенные лишь немногие. Из них они строят Мир и делают выводы из комбинации одновременного существования выбранных ими явлений. Если бы они приняли во внимание некоторые из тех явлений, которые ими оставлены в стороне, все выводы, ими достигнутые, получили бы совершенно иную форму и дали бы нам другие представления о Мире. Совершенно ясно, что представления о Мире, в которых отсутствует проявление сил электрических, как это имеет место почти во всех космогониях, не могут давать нам верную картину мироздания. То есть надо сказать и о представлениях, в которых отсутствуют проявления жизни и живого. Они не приняты космогониями во внимание не потому, что наука доказала их малое значение в мироздании, а потому, что человеческая мысль не умеет придать им для этого удобную форму изучения, как явлениям электрическим или магнитным.
Наряду с космогониями и связанным с ними научным миропониманием к тому же самому приводит натуралиста и господствующая сейчас форма механистического миропонимания, рассматривающая Вселенную как результат столкновения слепых сил — явлений Случая. Это мировоззрение имеет корни своих представлений более глубокие, чем идеи научных космогоний, — оно основывается на той картине Мира, его материальной пустынности, которая перед нами раскрывается при индуктивном изучении окружающей нас природы.
Недавно, незадолго до своей смерти, ярко выразил эти верования крупный, недостаточно оцененный ученый-мыслитель Н. А. Умов (1846 — 1915). Я говорю верования, ибо и это мировоззрение Случая всецело основывается на экстраполяции, подобно тому, что мы указывали как характерную черту всех космогоний. Больше того, подобно космогониям, оно не выходит за пределы нашего современного знания и возможного, нами ие предвиденного его расширения в будущем.
Учитывая материальную пустынность Вселенной, Умов (1912) считал, что вся Земля составляет 1/300 000 планетной системы, а вся планетная система материально занимает не более 1/10 всего планетного пространства, считал, что в этой 1/300 000 планетного пространства жизнь занимает ничтожную долю по весу и по объему. Все остальное пространство безжизненно.
На этом основании он предполагал, что жизнь есть событие Вселенной, имеющее ничтожно малую вероятность возникновения.
«В этом мы находим объяснение неуловимости в мертвой материи тех признаков, редким сочетанием которых творится жизнь». Взятая с точки зрения Космоса «Жизнь вообще, тем более жизнь неделимого, есть quatite negligeable. Жизнь есть пасынок Природы».
Это представление существует только при признании проявлений мироздания как простого столкновения однородных и независимых, случайных явлений. Кто может научно утверждать, что такое миропонимание, которое, может быть, можно подвести к научно известному нашего времени, является реальным выражением нас окружающего?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо [...] попытаться — не строя широких теорий и не делая предположений раньше изучения подлежащих наблюдению фактов — попытаться изучить явления космического проявления жизни, если они существуют, так же как мы изучаем ее проявления на Земле.
До последнего времени это сделано не было. Лишь во второй половине XIX в. к вопросу о жизни вне Земли начали подходить в научных изысканиях. Но интерес к нему еще очень слаб и можно сказать, что весь вопрос почти всецело остается областью, в которой царит философия и примыкающая к ней, не менее чем к науке, научная космогония. В огромном большинстве случаев, когда этого вопроса касаются в науке, мы видим скорее проявление отражений философских или религиозных верований и космогонических достижений, чем результатов точной научной работы. Из философии и из космогоний получают ученые материал для суждения о жизни вне нашей Земли, и такими элементами проникнуто научное мировоззрение.
Мы имеем лишь в двух областях знания сейчас попытки научной работы в этой области, независимые от философских или космогонических воззрений.
Одна связана с энергетикой живого вещества, другая с планетологией. При изучении планет встретились на Марсе с явлениями, для объяснения которых, помимо каких бы то ни было философских или религиозных воззрений, возникало представление, как научная гипотеза, о существовании жизни на Марсе. Эти явления главным образом связаны с нахождением на Марсе атмосферы, содерячащей пары воды, и с изменением облика его поверхности в зависимости от положения его по отношению к Солнцу, указывающее на таяние и выпадение снега 6. Впервые в 1867 г. Гюйгенс наблюдал в атмосфере Марса спектральные линии воды и эти работы были подтверждены Жанссеном и Фогелем. Фогель указал, что атмосфера Марса схожа с атмосферой Земли и богата водой 7. Но все эти наблюдения получили значение только после работ Скиапарелли (1870 — 1880), объяснивших изменение вида околополярных стран Марса в разные времена года выпадением и таянием снега. Наблюдения Скиапарелли обратили внимание на каналы Марса, открытые впервые Доусом в 1864 г., и в связи с ними подняли вопрос о существовании на Марсе организмов, одаренных разумом и способных производить гидротехнические работы. Под влиянием этих идей в культурной истории человечества изучение Марса составило любопытное и своеобразное течение, которое отразилось на новом типе работ, например в обсерватории Ловелла и др., привело к художественным воспроизведениям жизни на Марсе, например, столь противоположным, как романы Уэллса и Лассвица, и, наконец, вызвало стремление вступить в контакты с жителями Марса, возбудило работу изобретателей в этом направлении, отразилось на сознании человечества. Во всем этом движении любопытно одно бессознательное течение, которое проходит через всю сложную историю этих исканий, — сознание единства живого вещества, предпосылка, что те организмы, которые населяют Марс, одного типа с земными организмами, подобно тому, как однороден химический состав небесных тел с составом Земли.
Для Марса вопрос идет не об однородности только соединений, но и об однородности химических планетных оболочек и ее соединений, по крайней мере для атмосферы.
Одно время большой шум наделали наблюдения Слайфера хлорофильных полос в спектре атмосферы Марса. Это наблюдение казалось правильным таким биологам, как Тимирязев, Белерини, но дальнейшие работы не подтвердили этих утверждений (Арциховский, 1912). Совершенно в связи с этим направлением мысли идет и предположение о существовании разумных существ на Марсе. Предполагается возможность контакта с ними, так как строение их разума должно быть идентично со строением разума человека, одна должна быть у них наука, и одни должны быть понимания окружающего. На этом основном предположении строятся все соображения о возможности сношений с разумными обитателями Марса.
Мы видим здесь, что, приступив во второй половине XIX столетия к конкретному изучению космической жизни, наука сразу стала на ту точку зрения, которая так ярко была указана как научно правильная на 200 лет раньше в «Космотеоросе» Гюйгенсом.
Хотя мы до сих пор не имеем неопровержимо точных доказательств существования жизни на Марсе, не только разумной, но даже жизни вообще — все же мы чрезвычайно близко подошли к ее признанию. Существование жизни на Марсе очень вероятно. Здесь, несомненно, наука подошла вплотную в конкретном случае к вопросу о проявлении жизни вне Земли и ясно, что этот вопрос уже не сойдет с научного горизонта. К чему он приведет в конце концов, мы не знаем, но нельзя не отметить, что есть научные попытки искать проявлений жизни и на других планетах, например Венере, может быть Нептуне и Уране, у которых предполагается существование воды. Другими словами, упрощается идея, что жизнь есть определенная стадия эволюции планет, как это, например, ясно высказывает Ловелл.
Нельзя сомневаться в плодотворности этой идеи и отрицать, что она стоит в согласии с одним из возможных способов понимания явлений, открываемых геохимией.
Гораздо более общее значение имеет распространение жизни вне Земли в связи с углублением в энергетику живого. К этим вопросам мы подошли почти одновременно, немного, может быть, позже, чем с проявлением жизни на Марсе. Для Марса вопрос встал в конкретной форме в 1888 г. — после того как Скиапарелли опубликовал свои наблюдения над каналами, хотя еще и раньше периодические изменения цвета поверхности планеты вызвали к жизни гипотезу о существовании на Марсе растительности.
Явления энергетики жизни обратили на себя внимание в связи с тем движением мысли, которое связано с значением второго принципа Карно, и с теми последствиями, какие имеет для мироздания энтропия Клаузиуса. Медленно входило в сознание натуралистов и физиков представление, что в жизненных процессах мы имеем одни из немногих процессов в Природе, которые совершаются всегда в сторону, противоположную энтропии Мира. В XX в. из этого положения вывел не только земные, но и космогонические последствия Бергсон, а вскоре на этом явлении Ауэрбах попытался создать теорию жизни, создав понятие энтропии, обусловленной жизнью,—противоположной энтропии сущности Вселенной.
Не только с философской, но и с научной точки зрения ясно, что такой резко противоположный всем остальным физическим процессам Природы энергетический характер жизненных процессов не может быть связан только с Землей — он должен иметь мировое значение. Жизнь — при этих условиях — должна быть космическим явлением. Она не может быть делом случая.
Эти первые достижения лишь начало проникновения человечества в новую область знания. Они еще пока мало повлияли на научную мысль. Но они заставляют нас внимательно присматриваться к проявлениям космической жизни — искать их везде, где есть для этого малейшая возможность.
До сих пор малые успехи в этой области в значительной мере зависят не только от трудности научной работы, но и от того, что мысль исследователей не привыкла считаться с этими явлениями. Она проходит мимо них, их не видя, оставляя их всецело в удел философам и мечтателям.
И очень вероятно, что будущий историк мысли увидит в некоторых оставляемых нами без внимания мечтаниях и идеях, которые имеют место в человеческом сознании, другое, чем видим мы. Может измениться, например, понимание идей сведенборгианцев или Ш. Фурье в XIX столетии о влиянии обитателей других миров на человеческую жизнь, или тех следствий, которые выводят из изучения психических явлений такие ученые, как Лодж. Очень возможно — как это не раз наблюдалось в истории науки — в этих нам чуждых и нами отбрасываемых как ненужные исканиях больше приближения к знанию будущего, чем в нашем обыденном научном мировоззрении.
Но, оставляя в стороне эти крайние и резко нас поражающие возможные проявления закрытой для современников работы научного творчества, в целом ряде научных областей мы, несомненно, подходим к постановке той же самой проблемы. К числу таких областей относится и геохимия.
