Кайданов был, несомненно, увлечен натурфилософским движением своего времени.
Усиленно развивавшимся среди врачей и натуралистов и нашедшим себе наиболее яркое выражение в сочинениях Окена, Стеффенса, Шельвера, Гольдфусса, Каруса, Гушке, Трокслера и многих других. По словам историка немецкой медицины Августа Гирша (Hirsch, 1893), не было в Германии университета, где бы в течение первых десятилетий XIX в. не проявлялось так или иначе это течение. Однако русский автор очень сдержан в своих натурфилософских высказываниях и предпочитает оставаться на твердой почве естественнонаучных фактов. Мы не найдем у него тех натурфилософских фантазий, которыми отличался Окен, не говоря уже о мистиках типа Стеффенса, Кизера, Шельвера или нашего Велланского. Он не только холодно, но даже иронически относится к необузданным умственным спекуляциям натурфилософов, в которых своеобразная dementia philosophica нашла такое яркое выражение. Говоря, например, о том, что человеческое тело — своего рода микрокосм, Кайданов замечает (очевидно, по адресу Окена): «Я говорю, конечно, не в том смысле, что человек заключает в себе моря, солнце и звезды, как бредят некоторые (ut quidam somniaverunt)». На страница 74 он упоминает о врачах, которые видят причину венерических болезней в сочетании планет, и замечает по этому поводу: «человеческая глупость неисчерпаема».
В целом, Кайданов стремился взять от натурфилософии то положительное, что она могла внести в естествознание, и избегал ее отрицательных сторон, отнюдь не подражая, например, своему современнику Велланскому.
Какими источниками располагал Кайданов, кроме упомянутой речи Кильмейера и некоторых произведений натурфилософской литературы? Его литературные ссылки показывают, что он был человеком разносторонне образованным, знакомым не только с естественно-научной и философской, 23 но и с художественной литературой. Он цитирует Аристотеля, Бэкона, Канта, Локка, Кондильяка, Гердера, Галлера, Линнея, Бюффона, Спалланцани, Блюменбаха, Гумбольдта, Платнера и многих других; ему знакомы даже специальные работы, как труд Лионе по анатомии ивовой гусеницы,[1]сочинения Шпренгеля и пр. Неоднократно называется имя Кильмейера, причем автор отсылает читателя к его работе и указывает, что эта речь «открыла новую эру в физиологической науке».
Из художественной литературы Кайданов цитирует Вергилия, Горация, Попа и приводит двустишие Гёте, которое стало впоследствии знаменитым, так как заключает в себе намек на эволюционное мировоззрение:
Alle Gestalten sind ahnlich und keine gleichet den Andern, Und so deutet das Chor auf ein geheimes Gesetz.
Сходны все образы, но ни один не подобен другому, Так знаменует их хор тайный природы закон.
Подводя итоги сказанному выше, можно остановиться на следующей характеристике работы Кайданова и ее значения в истории биологии в России.
Молодой автор, будучи образованным и начитанным врачом и натуралистом, попал за границу в эпоху значительного умственного брожения и ломки старых, консервативных представлений о природе и ее жизни. Там, под влиянием всего слышанного и прочитанного, он создал себе довольно стройное эволюционное мировоззрение, причем некоторую роль в этом сыграло для него идейное влияние Кильмейера. Однако русский ученый не копировал взглядов Кильмейера, но развил их по-своему, придав своей теории большую ясность и конкретность. При этом он сумел до известной степени удержаться на реальной почве, не впадая в натурфилософские излишества.
Теория Кайданова, изложенная им в 1813 г. под наименованием «Четверичность жизни», утверждает происхождение органического мира от неорганического и историческое развитие органического мира от низших организмов к высшим.
Работа Кайданова выросла не на почве наблюдений и исследований автора над фактическим материалом, — она носит умозрительный характер и написана под влиянием изучения различных литературных источников. Тем не менее, она имеет определенное историческое значение, так как является в России первым по времени опытом печатного изложения идеи исторического развития органической природы в той ее форме, которая соответствовала уровню науки эпохи Кайданова.[2]
[1] P. L у о п е t. Traite anatomique de la Chenille, qui ronge le bois de saule. 1762.
[2] Мне представляется, что проф. Б. М. Козо-Полянский в своей статье о Кайданове (Природа, 1948, № 4) сильно преувеличивает его историческую роль. Влияние Кайданова на его ученика П. Ф. Горянинова, несомненно, имело место, как я и указываю на это в моей работе о П. Ф. Г'орянинове (смотрите второй том моего сочинения, страница 393 и 428). Но воздействие Кайданова на М. А. Максимовича сомнительно, и еще более сомнительны соображения Б. М. Козо-Полянского о влиянии Кайданова (через посредство трактата П. Ф. Горянинова) на А. Н. Бекетова и его учеников — К. А. Тимирязева, В. Л. Комарова и др. Еще менее возможно протягивать преемственную линию от Кайданова через М. Г. Павлова и А. М. Филомафитского к Ивану Петровичу Павлову. Все это произвольные догадки, которых можно, в увлечении, придумать много, но которые не имеют под собой никакой серьезной фактической основы.
