Каверзнев, Афанасий Аввакумович заграничная работа, поездка
Студенты выехали на родину из Лейпцига 9 августа, а 14 сентября 1775 г. были в Петербурге. Прибыли они без копейки денег. Общество было вынуждено выдавать им по 15 р. в месяц из экономической казны заимообразно, впредь до определения их положения, «дабы они, — как сказано в протоколе, — не могли претерпеть крайней нужды в пропитании и нужнейших вещах».
23 сентября 1775 г. Общество заслушало отчет о занятиях студентов за границей. Из отчета видно, что студенты изучали в Лейпциге «все части философии, универсальную историю, физику теоретическую и экспериментальную, весь курс математики, и особливо алгебру, экономию, химию, минералогию и натуральную историю». При этом студенты представили письменные отзывы профессоров, подтверждающие их отличные успехи. Не удовлетворясь этим, Общество предложило студентам написать пробную работу (specimen) и решило проэкзаменовать их по тем наукам, коим они обучались.
Через несколько недель специмен был готов и поступил на рассмотрение академиков Лепехина и Гильденштедта, которые дали об этой работе отличный отзыв и предложили напечатать ее в «Трудах» Общества, [1] на что Общество согласилось, постановив 3 февраля 1776 г. выдать авторам по серебряной медали.
14 октября 1775 г. студенты были проэкзаменованы в заседании Общества по математике, физике, ботанике, зоологии, минералогии и сельскому хозяйству (экономии). Председательствовал на этом собрании президент Общества Т. И. Клингштет. [2] В качестве экзаминаторов выступили академики И. И. Лепехин, Иоганн Гильденштедт, Альбрехт Эйлер и Эрик Лаксман. Они остались очень довольны познаниями студентов и написали о них лестный отзыв. [3]
Весьма характерно, что, отдавая отчет о своей заграничной работе, Каверзнев совершенно умолчал о своей диссертации, напечатанной на немецком языке незадолго до отъезда его в Россию.
Об этом сочинении ни слова не упоминается ни в рапортах и отчетах Каверзнева, ни в делах Общества. Это обстоятельство не могло быть, конечно, случайным; с большой вероятностью можно предположить, что Каверзнев имел веские основания скрывать от Общества свою работу. Достаточно перебрать фамилии его экзаминаторов, которые были в Обществе как бы экспертами по учебной части, чтобы убедиться, что это сочинение встретило бы с их стороны недружелюбный прием.
Академик Иван Иванович Лепехин — известный путешественник, переводчик Бюффона, был в своих взглядах очень умеренным и осторожным человеком.
Он был далек от сомнений в постоянстве видов и утверждал, что все растения и животные созданы для пользы и выгоды человека и с этой целью расселены по земному шару в известном порядке. Чтобы этот порядок не нарушался и животные не могли выходить из пределов, им назначенных, творец придал им известные черты строения. Поэтому, например, верблюд, или «велблюд», как писал Лепехин, приспособлен к жизни в пустынях, северный олень — к жизни в тундрах, и т. д.
«И если мы рассмотрим все виды животных, обитающих на земле, — писал Лепехин, [4] — то при каждом ясно усмотреть можем врожденные и непреоборимые причины, обязывающие жить известное животное в известных на земли пределах».
Переводя по приказу императрицы на русский язык сочинения Бюффона, Лепехин находил многие мысли французского натуралиста слишком «вольными» и снабдил свой перевод примечаниями, ограничивающими положения автора. А такие произведения Бюффона, как «Epoques de la Nature», Лепехин совсем не считал возможным переводить, так как это суть «пылкие умствования, которые совсем не согласуют ¦с преданиями священного писания».[5]
Другой натуралист, исследователь Сибири Эрик Лаксман был пытливым и зорким наблюдателем, замечательным собирателем естественно-научных коллекций, но общими вопросами естествознания он не интересовался. К тому же по профессии он был духовным лицом — лютеранским пастором. [6] Иоганн-Антон Гильденштедт (Giildenstedt) был ученый типа Лаксмана, немец по национальности, путешественник и коллекционер, исследователь Кавказского края.
В 1775 г. он только что вернулся в Петербург с юга России и был занят обработкой своих материалов. В Академии он был профессором натуральной истории. Иоганн-Альбрехт Эйлер, сын знаменитого математика Леонарда Эйлера, по специальности математик и астроном, с 1766 г. был в Академии Наук профессором физики. Это был большой делец, имевший влияние в Академии, но> как ученый — мало самостоятелен.
Нетрудно видеть, что ученые, с которыми Каверзнев имел дело как с членами Вольного экономического общества, не только не одобрили бы его печатной диссертации, но могли бы взглянуть на нее как на нечто предосудительное, достойное порицания. Таким образом, Каверзневу не оставалось, по-видимому, ничего другого, как замолчать по приезде в Россию свою печатную работу об изменчивости животных, что он и сделал. Весьма вероятно, что по этой же причине Каверзнев не представил в комиссию лестный и важный для него отзыв профессора Леске, который приведен нами выше. Дело в том, что Леске упоминает в этом отзыве о печатной диссертации Каверзнева, которую последний имел основания скрывать. [7]
Несмотря на благоприятные для студентов результаты испытаний, их положение в Петербурге продолжало оставаться неопределенным. Главной помехой служило дело о долгах. Их немецкие кредиторы оказались людьми чрезвычайно настойчивыми. Когда должники ускользнули из Лейпцига, не заплатив по счетам, кредиторы обратились в русское посольство в Дрездене и стали буквально осаждать его требованиями об уплате. Покрыть их счета посольство отказалось и переслало эти счета в Петербург. [8]
Вольное экономическое общество решило донести об этом случае Екатерине — «на ее благоволение», причем просило П. И. Пастухова лично доложить императрице об этом. Отсюда видно, что Общество желало насколько возможно поддержать интересы студентов. [9]
Ответ последовал не скоро — в марте 1776 г. Он был чрезвычайно неблагоприятным для студентов. Екатерина наложила следующую резолюцию: «Объявить, что оные студенты, обучась на казенном коште разным наукам, могут сами для себя сыскать места, какие они по знанию и способности своей удобнее найдут, и через то и содержание себе получать». [10] Это значило, что правительство отказывает студентам во всякой поддержке, а с долгами они могут разделываться сами, в общем порядке.
Заграничная поездка Каверзнева.
Общество так именно и поняло эту резолюцию. Было решено послать студентов на службу в провинцию, а деньги в уплату долгов вычитать у них из жалованья. Так как места по специальности им не нашлось, то, после переписки с губернаторами, молодые люди были отправлены в Смоленск для зачисления на канцелярскую службу с окладом по 250 руб. в год. Таким образом, в апреле 1776 г., спустя 6 месяцев после приезда в Петербург, студенты выехали на родину, получив по 40 руб. на дорожные расходы. [11] Так печально окончилась заграничная поездка Каверзнева.
Проучившись четыре года за границей, имея несколько печатных работ, серебряную медаль от Общества, лучшие отзывы иностранных профессоров и русских академиков, он попал в положение провинциального чиновника. Чтобы служить в смоленской канцелярии, не нужно было ездить в Лейпциг — достаточно было окончить семинарию. Такова была жестокая кара, которой подвергся молодой ученый. Кара эта была тем более нелепой, что в XVIII в. в России людей такой квалификаций, как Каверзнев, можно было сосчитать по пальцам. После сухой и неприязненной резолюции Екатерины ни Вольное экономическое общество, ни Академия Наук не сделали никаких шагов, чтобы привлечь Каверзнева к научной работе или хотя бы удержать его в Петербурге. Таким образом, пророчество Леске, что Каверзнев будет продолжать на родине свои ученые занятия и сделается в этой области полезнейшим гражданином своего отечества, оказалось горькой иронией.
Конечно, Каверзнев допустил неосторожность, но надо принять во внимание, что она была вынужденной, так как жалованье студентам за границей было, действительно, очень скудное. Для сравнения укажу на историю посылки в тот же Лейпциг для обучения юридическим наукам 12 молодых дворян, среди которых были, между прочим, А. Н. Радищев и Ф. В. Ушаков. [12] Они были обеспечены материально несравненно лучше, чем Каверзнев и Бородовский, но все же терпели недостаток в пище и одежде и страдали от холода, который показался им чувствительнее, чем в России.
[1] Решение это не было осуществлено, и работа осталась ненапечатанной. Я не мог отыскать этой рукописи. Название работы в делах Общества не указано.
[2] Клннгштет Тимофей Иванович, — крупный земельный собственник. Он был президентом Вольного экономического общества в 1775 и в 1779 — 1780 гг.
[3] Этот отзыв на немецком языке, подписанный указанными академиками, сохранился в деле № 353, л. 59.
[4] Статья Лепехина в «Новых ежемесячных сочинениях» (т. CVII, май 1795, страница 24 — 30).
[5] Смотрите: М. Н. Сухомлинов. История Российской Академии, т. II. 1875, страница 216, 217.
[6] Лаксман вернулся из Сибири в 1769 г. и в описываемый период :жил в Петербурге, где, кроме своих обязанностей по Академии Наук и Вольному экономическому обществу, отправлял еще должность преподавателя химии и естествознания в Академической гимназии и в Сухопутном кадетском корпусе. В Академии Лаксман был профессором «химии и экономии» и заведовал химической лабораторией, учрежденной Ломоносовым, которая, однако, под руководством Лаксмана пришла в упадок.
[7] Это можно заключить из того факта, что отзыв Леске оказался в личных бумагах Каверзнева, сохранившихся у его потомков, а не в делах Вольного экономического общества среди других официальных документов, представленных Каверзневым по его возвращении из Лейпцига.
[8] Эти счета сохранились в архиве Общества.
[9] П. И. Пастухов заменил Г. Б. Козицкого, отставленного в 1774 г. от должности секретаря императрицы. Неудачи по службе так подействовали- на Козицкого, что в декабре 1775 г. он в припадке меланхолии покончил самоубийством, причем нанес себе 32 раны. По-видимому, Пастухов отнесся к делу студентов формально и не умел или не хотел встать на их защиту, как этого желало Общество.
[10] Журнал заседания Общества от 23 марта 1776 г. Председательствовал акад. Я. Штелин (д. № 12, лл. 6 и 7).
[11] Журнал заседания Общества от 20 апреля 1776 г. (д. № 12, лл. 8 и 9).
[12] Ср. написанное Радищевым «Житие Ф. В. Ушакова»: А. Н. Радищев, Соч., т. I, СПб., 1907.
