Заслуги Реди и Валлисниери, Ламарка.
Ф. Реди сделал известными результаты своей работы через 17 лет после выхода трактата Гарвея. В 1668 г. он выпустил первые свои исследования над явлениями самопроизвольного зарождения и возвращался к ним несколько раз в течение всей своей жизни. Он, несомненно, первый вывел следствие из обобщений и наблюдений Гарвея, мы должны считать его одним из крупнейших новаторов человеческой мысли. Имя его должно было бы быть гораздо более известным, чем это мы видим, и все внесенное им в наше научное мировоззрение до сих пор не осознано во всем его значении. Но и его биография, даже внешняя, несмотря на обилие материалов, во многом не выяснена.
К вопросу о зарождении организмов Реди подошел отчасти как врач, изучая внутренних паразитов. Нельзя не отметить, что в бумагах Academia del Cimento сохранились указания на подымавшиеся в ее среде те же вопросы, например вопросы о происхождении галл, которыми позже — может быть, тогда же — занимался Реди.
Ф. Реди сделал тот шаг, который подготовлялся тысячелетней историей мысли, и высказал то положение, которое мы сейчас восприняли и которое я буду в дальнейшем называть принципом Реди. Он счел, что все живое всегда происходит из живого же, дает ли оно зародыши или нет. В ясной и не вызывающей сомнений форме он установил принцип биогенеза, хотя выражение omne vivum е vivo, противополагаемое Гарвеевскому omne vivum ex ovoи, было сделано не им, а другими гораздо позже, в XIX столетии. Но различие своего взгляда от идей Гарвея Реди видел очень ярко.
Реди не принимал однообразного происхождения организмов.
В полном согласии со своим принципом он допускал, что насекомые в галлах, которые как раз обратили на себя внимание в это время, в своем генезисе связаны не с яйцами, которые кладутся их особями, а с растением, в котором они наблюдаются, совершенно подобно тому, что мы видим при образовании в растении цветка и т. п.
Он считал, что есть два случая появления «червей» на плодах, цветках, листьях, ветвях:
- во-первых, из отложенных в них яичек этих червей;
- во-вторых, из особого свойства растительного организма производить галлы и содержащихся в них насекомых.
Эти последние являются в таком случае таким же производным органом растения, каким является лист, плод или цветок. К тому же самому источнику — к силам живого организма (anima) Реди относил как возможное и происхождение внутренних паразитов внутренних органов животных.
Как ни странны для нас эти представления, мы не можем не видеть здесь, что Реди внес новый принцип в понимание окружающей природы. Этому принципу omne vivum е vivo не противоречат и все эти странные его объяснения. Это — гетерогенез в живом организме, аналогичный тому, который допускался не раз для объяснения появления новых клеток среди тканей организма.
По-видимому, Реди под влиянием возражений Мальпиги (1628 — 1694) по поводу галлов отказался к концу жизни от этого взгляда и не опубликовал своих позднейших работ, которые он делал в этом направлении. Он увидел, что он ошибся.
В обобщении Реди мы видим окончательно утвержденным то положение, которое сейчас является господствующим в науке, и 1668 год, когда оно было выдвинуто, является годом перелома в воззрениях человечества в этой области, годом нового взгляда на Природу. Имя Реди должно быть нам памятно, ибо он впервые решился громко высказать воззрение, которое до него никогда не высказывалось.
Многочисленны в литературе следы правильного представления господства принципа omne vivum ex ovo с конца XVIII в. Из более ранних: «D'apois l'etat de nos connaissances on est conduit a perset que la nature vivante est toute entiere evipare» (Moreau J. L. Discours sur la vie et les ouvrages de Vicq d'Azyr. Oeuvres de Vicq d'Azyr, t. 1. Paris, 1805, p. 47). (Moreau de la Sarthe (Jacques Louis) (1771 — 1826).
А между тем до сих пор его имя не пользуется той известностью, какую заслуяшвает; отчасти это связано с тем, что широкие круги ученых не могут примириться с внесенной им в нашу мысль идеей. Поэтому много раз самостоятельно и независимо от Реди открывался его принцип и в истории науки приписывался различным ученым среди тех, которые, исходя из тех или иных соображений, ясно сознавали невозможность произвольного зарождения жизни, непосредственного перехода мертвой материи в живую. Мне кажется, впервые в форме «опте viviim е vivo» провозгласил его, не зная и не идя по пути Реди, в 1805 г. в полной идей натурфилософской работе Л. Окен (1779 — 1851). Окен придавал ему верное понимание, противопоставлял его принципу Гарвея. Но это обобщение Окена было забыто, и Д. Льюис (1817 — 1878), сам биолог, самостоятельно занимавшийся историей науки и историей философии, забыв и о Реди и об Окене, приписывал его провозглашение Огюсту Конту (1778 — 1859). Едва ли можно сомневаться, что Конт подошел к нему независимо от Реди и от Окена. К тому же он понимал этот принцип иначе, видя его смысл в другом.
Необходимо обратить внимание на то, что принцип omne vi- vum е vivo может иметь разное значение: с одной стороны, он указывает, что живое не может возникнуть непосредственно из мертвого, с другой — в отличие от положения Гарвея он не заключает необходимости образования организма всегда из яйца или из аналогичного ему тела. Поэтому к нему, как к более общей формуле, вернулись в начале XIX столетия, когда открыт был в животном мире партеногенезис, все ученые, для которых вопрос о самопроизвольном зарождении не являлся глубоким догматом убеждения. Они ценили в этом принципе эту другую его сторону. Выраженному в форме omne vivum е vivo положению не противоречило и издревле идущее, уходящее в бесконечную глубь веков разведение растений отводками, частями листьев, прививками. Но вместе с тем этот принцип допускал и известную неопределенность — он допускал, как мы видели, известные формы гетерогенеза, к которому склонялся не раз и сам Реди.
В этом смысле необходимая поправка в принцип Реди была внесена еще при жизни Реди его младшим современником падуанским натуралистом и медиком А. Валлисниери (1661 — 1730).
И по справедливости следует считать, что ему принадлежит вместе с Реди огромная заслуга выяснения всего значения и содержания этого основного принципа современного понимания Природы. Он внес все необходимые поправки в принцип Реди — доказал ошибочность предположения Реди о двойственной форме зарождения червей в частях растений и об особом образовании паразитов внутри организмов животных. Он выразил принцип Реди иначе: «Каждый организм происходит от себе подобного», и, очевидно, этим уничтожил всякую возможность применения для объяснения происхождения организмов каких бы то ни было форм гетерогенеза. Вместе с тем он давал повод допускать бесполое размножение, тогда известное, так что казалось, что он дал более точное и более ясное определение, чем то, которое высказано было в принципе Реди и привело самого Реди к неверным выводам. Формулировка Валлисниери была принята Линнеем и явилась основой его учения о видах: «Simile Semper parit simile».
Мы теперь знаем, что это не так. Во время кругосветного путешествия «Рюрика» в 1815 г., через сто лет после Валлисниери, Шамиссо и Эсшольц открыли чередование поколений у сальп (отряд оболочников), и в 1850-х годах это стало общепризнанным. Поправка Валлисниери и тезис Линнея должны отпасть.
Валлисниери излагал свои взгляды в многочисленных работах, издавал не только свои собственные произведения, но, по обычаю того времени, ученые работы и письма своих друзей со своими возражениями и разъяснениями, нередко сплетая их в одну книгу вместе со своими трудами. Он широко пропагандировал идею единообразного зарождения живого. Среди изданных им сочинений нельзя не отметить ученого письма католического епископа Ф. Дель Торре, ставшего на его сторону и придавшего необходимый тогда церковный авторитет новому учению.
Возражения, встретившие в этот момент новое учение, были совершенно ничтожны, и оно быстро овладело умами современников. Но напрасно было бы думать, что причиной этого были опыты Реди, Сваммердама или Валлисниери, или логическая критика противоположных воззрений. В основе изменения взглядов лежала область широкого наблюдения фактов. Работами ученых открылись новые условия жизни таких классов организмов, как насекомые и черви. Эти работы раньше не обращали на себя внимания, но они уже тогда показали, что явления жизни этих организмов столь же закономерны, как явления жизни других животных, вроде птиц или зверей, раньше не возбуждавших сомнения, и что всегда «себе подобное происходит от себе подобного». По мере точного описания организмов, изучения биологической истории каждого из них, можно было в этом вполне убеждаться.
В то же самое время открытие метаморфоза насекомых, их строения и устройства, выяснение половых элементов растений, открытие происхождения галлов растений и т. п., заставило относиться с большой осторожностью к тем случаям, когда generatio alquivoca относилась к организмам, история которых не была достаточно изучена, каковыми являлись, например, внутренние паразитные черви.
Все это создало в первые десятилетия XVIII в. чрезвычайно благоприятную почву для проникновения принципа Реди в сознание натуралистов.
Можно было думать, что победа выиграна. Скоро пришлось убедиться, что это был выигран лишь первый бой, и что неизменно, не раз еще, будут возвращаться старые воззрения.
Старые идеи ярко возродились через несколько десятков лет под влиянием открытия нового мира органических существ — микроскопических организмов. Существование этого мира было, по-видимому, указано Г. Поуэром в литературе еще раньше опубликования работы Реди (1664), но работы Поуэра не обратили на себя внимания. Лишь в 1679 г. А. Левенгук (1632 — 1723) рядом точных наблюдений раскрыл перед человечеством этот мир, существование которого подозревалось в течение столетий на основании косвенных признаков его присутствия. Левенгук был противником идеи самопроизвольного зарождения и принимал выводы Реди и Валлисниери, но по мере расширения наблюдений возникали в среде натуралистов все большие и большие сомнения в приложимости к этому миру существ представлений, созданных на изучении видимого мира организмов.
Перед человечеством открылся целый мир новых организмов, мир, всюду его окружающий, о котором он не подозревал при всех своих первых суждениях о зарождении живого среди окружающей его Природы. И этот мир представлял особенности, не позволявшие вполне его сравнивать с более или менее изученным — старой картиной Природы. Пришлось медленно убеждаться, что в мелких невидимых организмах — инфузориях, как их долго называли, мы имеем дело с настоящими организмами, обладающими всеми свойствами организмов. Это убеждение проникло в общее сознание лишь в первой половине XIX в., после работ X. Эренберга (1795 — 1876). Многие считали возможным смотреть на открытый мир организмов как на особый мир, отрицали не только животный или растительный характер наблюдаемых тел, но и обладание ими жизнью в ее обычных для яшвого размерах и пределах.
Пытались рассматривать эти организмы частью как своеобразные живые молекулы, каковыми их считал один из глубочайших натуралистов, Г. Леклерк де Бюффон (1707 — 1788), частью как живые составные части разрушающихся сложных организмов, как в начале века пытался их представить крупный натуралист и натурфилософ Л. Окен (1779 — 1851).
Открытия и обобщения Реди, Сваммердама и Валлисниери, касавшиеся насекомых, червей, растений, явно не могли иметь значение в этом мире новых организмов, количество которых казалось безграничным и которые стали открываться в огромном количестве всюду, где происходило гниение, брожение, разложение высших, ранее известных организмов.
В эту область были перенесены вопросы о зарождении живого, о существовании гетерогенеза или абиогенеза, и здесь, в следующем же поколении после работ Реди, через два — три десятилетия после утверждения его принципа он вновь был подвергнут сомнению. Работами английского аббата Дж. Нидхэма (1713 — 1781) и Г. Леклерка де Бюффона принцип Реди надолго был отодвинут в сознании натуралистов.
Нидхэм и Бюффон вначале работали независимо, а затем их работы шли параллельно. Работы Нидхэма по микроскопии, заставившие его возражать против обычно принимаемого зарождения инфузорий, относятся к 1743 г., и он поддерживал эти идеи через 20 лет, возражая Спалланцани. И Нидхэм и Бюффон в сущности не придерживались идеи о произвольном зарождении, они считали, что открытый новый микроскопический мир состоит не из животных или растений, а из организмов-молекул, на которые распадаются органические существа при умирании, и в которых Бюффон видел свои знаменитые органические молекулы, строющие живое и отличающие его от мертвого.
Значение этих работ было велико особенно благодаря авторитету Бюффона и успеху его «Естественной истории». Натуралисты, не принимавшие положительную сторону теоретических построений Бюффона — его органических молекул, — принимали, казалось им, более фактическую — отличие этого нового мира от животных и растений, и особенность их зарождения — не из яйца или из себе подобного. В то же самое время возродились вновь во всей своей силе и старые представления о самопроизвольном зарождении организмов, недостаточно изученных, например внут- риживущих паразитных червей.
В 1765 г., когда Л. Спалланцани (1729 — 1749) [1] опроверг опыты и наблюдения Нидхэма и Бюффона и вновь выдвинул принцип Реди, идеи самопроизвольного зарождения широко были распространены, не менее, чем во времена Реди. Правда, они оставили целиком царство насекомых — главное их внимание было обращено на микроскопический мир. Спалланцани проделал ряд опытов, которые доказывали с небывалой ранее точностью отсутствие различия по существу между инфузориями и животными. Он оставил вне сомнения, что мы имеем здесь дело с теми же самыми организмами, с какими встречались до сих пор среди созданий видимой Природы. В то же время для выяснения их внезапного появления и широкого распространения во время гниения, брожения и т. п. Спалланцани под влиянием знаменитого в это время натуралиста Ш. Бонне (1720 — 1793), одновременно выступившего против самопроизвольного зарождения, выдвинул и развил идею панспермии — повсеместного рассеяния яиц, спор, зародышей инфузорий в воздухе. Вместе с тем он доказал у некоторых из них способность обычного способа размножения — через яйцо (цисты) и через выделение готовых молодых особей, наконец, делением.
Опыты Спалланцани были подтверждены независимо шедшими опытами молодого русского натуралиста М. Тереховского (1740 — 1796). Это был талантливый ботаник и анатом, только раз коснувшийся этого вопроса в работе, напечатанной в 1775 г. и обратившей на себя внимание. Опыты Тереховского были произведены и опубликованы раньше основных опытов Спалланцани, вышедших на итальянском языке через год и сделавшихся доступными в переводах через два года.
И те и другие, однако, несмотря на всю свою доказательность, не достигли той цели, к которой стремились. Они не повлияли на общий тон научной мысли. Конец XVIII — первая четверть XIX в. представляют расцвет идей гетерогенеза.
В 1803 г., разбирая весь спор 1775 — 1776 гг., Г. Р. Тревиранус (1776 — 1837), подвергнув критике работы Спалланцани и Тереховского, приходит к заключению, что работы Нидхэма и Бюффо- на поставили на правильное место в сознании современников достижения Реди и Валлисниери и тем открыли возможность дальнейшей свободной научной работы.
Конец XVIII — начало XIX столетия было временем расцвета идей самопроизвольного зарождения организмов.
В это время крупные натуралисты всецело находились под влиянием этих идей. Они шли иногда так далеко, как не шли ученые последних столетий. Оригинальный и точный наблюдатель Природы, внесший много фактов в наши о ней познания, Ф. Д'Азара, путешествовавший по Южной Америке с 1781 по 1801 г., одновременно с путешествием по ней Гумбольдта, допускал самопроизвольное зарождение не только для высших растений, но и для позвоночных — рыб, лягушек и т. д. Это было целостное мировоззрение.
Д'Азара не был книжным ученым; его научная подготовка была ничтожна. Это — натуралист, получивший образование самостоятельным наблюдением живой природы. Но эти же взгляды были распространены и среди профессиональных ученых. И если они не шли так далеко, как д'Азара, вернувшийся фактически к идеям о Природе Аристотеля, они в это время проходили любопытный кризис идей. Так, Ламарк, который в 1776 — 1794 гг. высказывался в печати как противник гетерогенеза, в 1809 г. резко изменил свои взгляды. В это время он писал: «Древние, конечно, придали слишком широкое развитие самопроизвольным зарождениям, о которых они имели смутное представление (le souppon), они сделали из него ложные выводы и было легко доказать их ошибку. Но совершенно не доказали, что в природе не происходило ни одного самопроизвольного зарождения и что природа не проявляет его никогда (point) по отношению к наиболее простым организмам».
Ламарк считал, что можно утверждать, что «природа с помощью тепла, света, электричества, влажности образует произвольные или прямые зарождения, на пределах каждого царства живых тел там, где находятся наиболее простые из этих тел». Этот переход был у него не случаен. Он тесно связан с общим изменением естественнонаучного мировоззрения Ламарка. Как раз между 1797 — 1800 гг., по-видимому, в 1799 г., сложились у Ламарка, вне какого-нибудь прямого влияния предшественников, идеи эволюции видов, и в 1800 — 1801 гг. он впервые высказал их публично и в печати.
Для Ламарка произвольное зарождение — на каких-то стадиях состояния живого вещества — было тем логически неизбежным началом, дальше из которого организованный Мир развивался путем эволюции.
Возрождая и подчеркивая идеи самопроизвольного зарождения, Ламарк сознавал, что его мысли не отвечали господствующему взгляду, и он обращается, развивая (1809) свои идеи, к людям, «независимым от предрассудков», которые «рано ли поздно ли» увидят заключающуюся в нем истину.
Ламарк ошибался. Он был не один. Стеффенс (1773 — 1845), ученый, поэт, натурфилософ и религиозный мыслитель, сильно влиявший на мысль своего времени, выражал те же мысли. Опыты Тревирануса, казалось, уничтожили силу опытов Спалланцани и Тереховского, и это представление дерятлось целые десятилетия.
Под всеми этими влияниями в первые десятилетия XIX в., как вспоминает К. М. Бэр, огромное большинство натуралистов придерживались веры в самопроизвольное зарождение. Точку зрения этих натуралистов уже как раз к тому времени, когда эта вера явно исчезала, ярко выразил К. Бурдах (1776 — 1876) — одинаково крупный и ученый и мыслитель. Он говорил: «Тот, кто защищает учение о произвольном зарождении, держится опыта; когда он встречает организованное существо, возникшее в условиях, в которых он, несмотря на все свои усилия, не может найти или какой-нибудь зародыш, или какой-нибудь путь, каким данный организм мог проникнуть в место своего возникновения, он признает, что Природа имеет силы создавать организованное существо из гетерогенных элементов. Его антагонист пытается доказать вероятность того, что в месте возникновения организма находятся скрытые зародыши (germes), потому что он считает эти зародыши необходимыми, ибо Природа, по его мнению, имеет силы только сохранять организованные существа, но не создавать новые».
Тем не менее именно эмпирический опыт постепенно и неуклонно ограничивал область, где возникали эти сомнения. Вопреки прямолинейной эмпирии ход истории научного знания давал победу предвзятому, казалось, пониманию Природы. Область, где являлось допустимым образование живого непосредственно из мертвого, все суживалась. Можно было, стоя на эмпирической точке зрения, подобно Бурдаху, отвергать самопроизвольное зарождение: надо было бы только еще ближе держаться фактов. Бонне выразил эту, другую — тоже эмпирическую — точку зрения очень ярко: «Я не принял самопроизвольных зарождений, во-первых, так как я их совершенно не знаю, и, во-вторых, потому, что такие зарождения показались мне противоречащими всему, что я знаю наиболее точно относительно зарождения животных и растений».
Во всем дальнейшем движении человеческой мысли в этой области мы можем заметить два течения — одно, которое интересовалось теорией зарождения и касалось самопроизвольного зарождения организмов как реального факта, и другое, которое подходило к изучению конкретной Природы, совершенно не касаясь этого, созданного вне научной области представления.
Оно описывало и точно изучало отдельные явления и факты, совершенно оставляя в стороне способ зарождения организма в тех случаях, когда оно не могло их объяснить, — при этом, все большая и большая часть мельчайших организмов и организмов, раньше стоявших за пределами обычного зарождения, входила в его рамки. Процесс совершался естественным путем, и выводы из него были сделаны гораздо позже. Тем же самым эмпирическим путем и также незаметно для современников менялась вся обстановка представлений о Природе, в которой существовала идея о зарождении живого из мертвого.
[1]* Ни биография, ни значение научной работы Спалланцани до сих пор не изучены настоящим образом. В истории науки его образ не выяснел во всем его значении. Его биография: Alibert Т. L. Eloge de Spallanzani. Paris, 1806 (очень внешняя). А — g —.?. Biographie universelle, t. XLIII. Paris, 1825, p. 240; Fabroni A. Vitae italor, doctrina excellentium, v. XIX. Pisa, 1804 — 1805, p. 39; Pozzetti P. Elogio di L. Spallanzani. Parma, 1800; Radl E. Geschichte der Biologischer Theorien. 2 Aufl. Leipzig und Berlin, 1913, S. 176. (Оценка Спалланцани представляется мне неверной.) Spallanzani L. Opere scelte, t. I — XII, 1825 — 1826. В дальнейшем изложении мы часто будем встречаться с Спалланцани, крупнейшим натуралистом, который закладывал современное нам научное мировоззрение.
