Эволюционно-биологические корни политических систем.

Это направление биополитических исследований тесно смыкается с антропологией (особенно политической антропологией), социологией малых групп, социальной психологией, теорией менеджмента и призвано ответить на следующие вопросы:

Как возникли в ходе биологической эволюции человекообразных обезьян, гоминид и далее первобытных людей политические системы (вначале орды и племена, далее государства)?
Что может эволюционно-биологическое прошлое политики рассказать нам о ее настоящем и будущем (память генов и др.)?
Какие конкретные организационные разработки, например проекты творческих коллективов, возможны на биополитической базе?

«Политика... возникает в ходе эволюции человека значительно раньше появления специализированных институтов управления. Я даже готов утверждать, что политическое поведение было важной предпосылкой и катализатором эволюции языка и расцвета культуры. Политика была неотъемлемой частью прогрессивной эволюции человеческого общества, она даже не являлась исключительно человеческим явлением», - писал П. Корнинг [Corning, 1983]. Изучение эволюционных корней государства и общества предполагает решение следующих основных исследовательских задач, весьма важных для всей современной биополитики.

Исследование сообществ наших ближайших «эволюционных родственников», человекообразных обезьян (особенно бонобо и шимпанзе, у которых около 99% генов совпадают с генами человека).

Однако социобиологи (и биополитики с их помощью) исследуют также социальные системы других приматов (например макак, капуцинов и бабуинов), стремясь дать эволюционное объяснение предыстории политических систем человеческого общества.

Для отдаленных предков человека, по-видимому, напоминавших современных низших приматов, вероятно, были характерны жесткие иерархии (т. е. отношения доминирования-подчинения между особями) с сильным вожаком-доминантом на вершине. Примерно таков социальный уклад у макак, мартышек, лангуров и других современных обезьян, по которым судят об организации сообществ у обезьян, живших десятки миллионов лет назад. Подобная социальная группа получила название «мультисамцовая» (несколько самцов, располагающихся по разным ступеням иерархии доминирования-подчинения). Вожак (а-самец) в типичном случае принимает особую выпрямленную позу с поднятым хвостом, он патрулирует территорию, осуществляет коллективный уход за детенышами, имеет преимущественный доступ к пищевым ресурсам, укрытиям, самкам и др.

Правда, наряду с самцом- доминантом могут возникать также рыхлые неиерархические объединения, особенно молодых обезьян, своего рода «неформальные молодежные клубы». Описанный тип социальной организации наиболее характерен для приматов. Более близкие эволюционные сородичи человека - человекообразные обезьяны - часто имеют более «демократичную» и рыхлую социальную организацию, в том числе и в случае наблюдаемых, например, у бонобо, мультисамцовых групп, которые не имеют такой четкой иерархии, как у низших приматов. Конечно, иерархические отношения в той или иной степени присутствуют и у человекообразных обезьян. Так, у горилл высокий социальный ранг имеют старшие, «сереброспинные» самцы. Однако антропоиды, и в особенности шимпанзе и бонобо, характеризуются преобладанием кооперативных горизонтальных (неиерархических) отношений (груминг - ласки, игровое поведение, ритуал приветствия, одаривание друг друга пищей и др.) над отношениями доминирования-подчинения, а также тем, что индивиды могут свободно двигаться в одиночку, присоединяться к временным сообществам или покидать их.

Особенно рыхлы социальные связи у шимпанзе, для которого характерен «дисперсный тип» социальных структур.

«Объединение <в социальные структуры> и распад <этих структур> в обществе шимпанзе достигает пределов социальной пластичности; индивиды обоих полов имеют практически полное право свободно приходить и уходить, когда им вздумается... Состав временных групп постоянно меняется... Он <особь шимпанзе> может путешествовать в течение дня в составе большого, шумного, легко возбудимого сборища, а на следующий день быть предоставленным самому себе» [Goodal, 1994, Р. 106]. Социальная организация шимпанзе, включающая изменчивые коалиции без жесткой структуры доминирования, по мнению политолога и биополитика С. Петерсона, согласуется с нормами политического плюрализма [Peterson, 1991].

Изучение зарождающихся политических систем наших эволюционных предков (австралопитеков, архантропов, неандертальцев, и других гоминид), а также «примитивных» представителей «человека разумного» (археологические данные о первобытном обществе; данные о современных обществах охотников-собирателей, сохранившихся в Африке, Австралии, Южной Америке) вызывает значительный интерес международного сообщества биополитиков. Биополитики обращают особое внимание на тот факт, что человечество провело большую часть исторического времени, живя в группах охотников-собирателей, так что все наши эволюционные задатки и тенденции поведения сформировались в эту эпоху (которая до сих пор продолжается для современных охотников-собирателей). В литературе не утихают дебаты по поводу социальной организации первобытных охотников- собирателей. Опираясь во многом на работы этнографов о современных реликтовых обществах, многие биополитики склоняются к убеждению, что первобытные социальные группы были весьма демократичны (по современным меркам), социальные ранги часто почти уравнивались, лидеры были временными, ограничивались определенной сферой власти (так, шаман - лишь в религиозных вопросах), не имели особых привилегий. Говоря о первобытной организации социума, биополитики подчеркивают также следующие важные моменты.

Первобытное общество состояло из малых групп охотников собирателей порядка 25 человек [Meyer, 1996], где все члены хорошо знали друг друга - в типичном случае они были связаны кровными и/или семейными узами. Для малых групп характерна незаменимость каждого члена. Говоря точнее, с утратой одного из членов или с появлением хотя бы одного нового группа может резко измениться. Каждый член группы воспринимал ее задачи (охота, оборона территории, религиозные ритуалы и др.) как жизненно важные для себя - имела место корнинговская ситуация «гребцов в лодке».

Каждый отвечал не за свой «узкий участок» (как в современной бюрократии), а за успех или неуспех группы в целом. В коммерческом менеджменте чувство взаимозависимости и коллективной ответственности составляет часть так называемого «корпоративного духа», чему соответствуют, например, столь популярные в японском бизнесе девизы, ритуалы, гимны предприятий. Предприятия эксплуатируют в своих интересах способность членов к коллективизму, исторически возникшую в группах охотников-собирателей.

Группы часто сочетали внутреннюю сплоченность с отчужденностью или даже враждебностью по отношению к другим группам.

Например, взаимное недоверие между соседствующими группами гораздо более характерно для намбиквара (современных первобытных племен индейцев, обитающих в Бразилии), нежели добрососедские или союзнические отношения [Панов, 1999]. Противопоставление «свои-чужие» не утратило своего значения и для групп в современном обществе. Оно имеет существенную этологическую компоненту и весьма важно с политической точки зрения, например в связи с межгрупповыми и межэтническими конфликтами. Источниками общественного порядка при первобытном эгалитаризме были привычка следовать освященным веками традициям поведения, а также стремление решить все внутренние конфликты путем достижения компромисса, ибо существовало поверье, что раздоры и ссоры между членами группы вредят ее благополучию.

Первобытное общество имело сегментарный характер - состояло из малых однотипных, автономных социальных единиц (родов, общин).

Возможна биологическая аналогия с модулярными организмами (растения, грибы, метамерные животные), построенными из повторяющихся частей (узлов, члеников), каждый из которых способен выполнять основные жизненные функции самостоятельно. Отметим, что к сегментарному характеру тяготеют и некоторые варианты современной политической организации и, более того, этот принцип не утратил вполне своей политической перспективности. Значительную долю «сегментарности» сохраняет современная Швейцария с ее частично автономными и самобытными долинными общинами, из которых складываются более рыхлые по структуре кантоны. Сегментарная организация допускает творческий подход в современных социальных технологиях.

Первобытное общество, в свете современных данных и концепций, могло быть многовариантным. Однако, вероятно, что один из типичных вариантов - и он отражен в известном мифе об Эдеме, о Золотом Веке - был основан на неиерархических кооперативных отношениях между охотниками-собирателями, формировавшими сплоченные малые группы. Добавим, что как иерархическая, так и неиерархическая организация социума имеет значительную «эволюционную глубину» - у обеих моделей есть аналоги в биосоциальных системах широкого круга живых организмов. Несмотря на многочисленные примеры жестких иерархий у различных форм живого, достаточно распространены и неиерархические, горизонтально построенные биосоциальные системы. В этих случаях, соответственно, поведение индивидов в группе (семье, колонии, стаде, стае и др.) согласовано (координировано) не в силу подчинения лидеру, а благодаря другим факторам координации. Известен целый ряд не-иерархических механизмов социальной координации, интересных и для человеческого общества (подробнее см. вторую главу).

Исследование промежуточных стадий между группами охотников- собирателей и развитыми политическими системами, которые сильно ограничили личную свободу передвигавшихся с места на место первобытных охотников и поэтому заслужили сравнение с «социальными клетками», по словам Марьянски и Тэрнера [Maryanski, Turner, 1992]. Биополитики вторгаются в такую многоаспектную проблему, как конкретные причины, породившие развитые политические системы, в особенности государства. В литературе представлены различные точки зрения на этот счет.

Теория конфликтов (государство возникает как властный арбитр, способный подавить непрекращающиеся междоусобицы между группами, родами, племенами). К ней близка «теория завоеваний» Карнейро, представляющая формирование государства как процесс конкурентной борьбы между общинами или деревнями с последовательным включением более слабых конкурентов в состав более сильных. Эта позиция напоминает о представлениях философа Т. Гоббса о природном эгоизме человека, ведущем к «войне всех против всех». Политическая система («Левиафан»), по Гоббсу, способна сдерживать деструктивные эгоистические тенденции поведения человека.
Теория интеграции (государство способствует сплочению усилий многих малых коллективов ради проведения крупномасштабных сельскохозяйственных работ, ирригации, эффективной защиты от внешнего врага и создается на основе соглашений между ними). Эта точка зрения созвучна философии Ж.- Ж. Руссо, постулировавшего не эгоизм, а «врожденную социальность» человека.

Роджер Мастере [Masters, 1989, 1991, 1993а, 1998] предполагает участие обоих факторов в процессе формирования развитых политических систем. Он подчеркивает, что только сочетание (а) внешней угрозы и конкуренции и (б) экономической и социальной кооперации, обеспечиваемой правовыми нормами, способно перевесить отрицательные последствия объединения людей в крупные политические структуры, вплоть до государств.

Эти отрицательные последствия связаны с тем, что в любой развитой политической системе люди несут бремя налогов и принуждаются к разным другим формам неизбирательной помощи незнакомым членам социума, анонимной (без персонального знакомства людей) системе в целом. Речь здесь идет о так называемом «косвенном взаимном альтруизме» - форме взаимопомощи, польза от которой каждому данному члену социума, жертвующему деньги и даже жизнь, проявляется далеко не сразу и является весьма условной. Для создания политических систем уже на догосударственном уровне (так называемый этап «вождества»), кроме объективно действующих факторов, необходим также исключительно талантливый политический лидер.

Однако не один только лидер перевешивает отрицательные стороны формирования крупных социальных систем, ибо в игру вступают факторы культуры, цементирующие социум на базе единых культурных норм и символов.

Наряду с такими конкретными направлениями исследований, имеются и существенные общетеоретические разработки по биосоциальной эволюции как предпосылке оформления человеческой политической организации.

Важную роль играют концепции теории систем, кибернетики и особенно синэргетики. В этих концептуальных рамках П. Корнинг в США создал представление о «телеономической (от греч. слов telos - цель и nomos - имя) эволюции» [Cornig, 1983, 1998]. Суть в том, что на уровне организованных сообществ живых организмов - биосоциальных систем - эволюция не носит чисто случайного характера. Целостные биосоциальные системы, где элементы (особи) кооперируют друг с другом, эволюционируют как бы целенаправленно: возникают именно те мутации, которые обеспечивают выживание в данных условиях.

В этом контексте биополитики, наряду с антропологами, конечно, вносят свою лепту в решение вопроса о том, каковы были движущие силы происхождения человека. На этот вопрос было дано немало ответов в литературе. Существуют взгляды о ведущей роли смены экологических условий (по-видимому, неоднократно в процессе антропогенеза), повышенном радиоактивном фоне, вызвавшем скачкообразные мутационные изменения с возникновением, в конечном итоге, Homo sapiens, эффекте гетерозиса (скрещивания локальных популяций, ранее длительное время находившихся в изоляции), а также роли других факторов.

Многие исследователи считают антропогенез комплексным процессом, протекавшим под воздействием сразу многих факторов, включая:

сложную и разнообразную среду обитания (саванну);
сложный характер поиска и добывания пищи с конкуренцией за нее;
усложненную социальную организацию и систему социальной коммуникации, что связано с кооперацией при добывании пищи и особенно ее охраной от конкурентов;
необходимость коллективного ухода за несамостоятельными и медленно развивающимися детьми в условиях, когда срок жизни женщины в среднем составлял 26 лет, а первый ребенок появлялся в 15-17 лет [Дольник, 1994, 1996; Butovskaya, 2000].

Таким образом, эволюция человека рассматривается во многом в контексте биосоциальных систем и корнинговского «телеономического отбора». Этапы антропогенеза отражали этапы смены социального уклада; измененные биосоциальные (просто социальные с момента появления рода Homo) системы были не только коррелятами этих изменений, но и, вероятно, по крайней мере в части случаев, их причинными факторами - идея, согласующаяся с взглядами Корнинш, Янча, а также нашего соотечественника Красилова.

Примитивные аналоги политики имелись и у других живых существ, причем П. Корнинг находит их даже у одноклеточных существ. Отсюда интерес части биополитического сообщества к стадиям биологической эволюции, предшествовавшим возникновению Homo sapiens с его социальной организацией и политическими системами и подготовившим появление человека на нашей планете.