Присвоение природного пространства

На наших глазах восстанавливаются «Атлантический вал» и «Средиземноморский вал». На всех французских побережьях, и особенно на излюбленном Лазурном берегу, массовое строительство вилл и гостиниц образует почти непрерывную линию заграждений из бетона и колючей проволоки, которые даже не позволяют видеть берег и море. В сравнительно спокойном департаменте Финистер, который находится несколько в стороне от этой «гонки за пространством», присвоение природных уголков уже создает тревожную обстановку. Общественное пользование морем и пляжами находится под всевозрастающей угрозой, ограничивается или затрудняется из-за барьера частных владений, ограды и строения которых теснятся как можно ближе к берегу.

Этот натиск на землю приобретает всемирный размах. В Англии под прибрежные застройки идет ежегодно 5 км, то есть 1/1000 береговой линии страны, и это не считая стоянок транспорта и кемпингов.

На Итальянской Ривьере, между французской границей и Генуей, осталось лишь 900 м свободного пляжа на 70 км побережья. В Лацио что-то около сотой части 50-километрового берега приходится на общественные пляжи; на Таити, как и в Сен-Тропезе, также начинает увеличиваться количество частных пляжей.

Не только на морских берегах, но и по всей сельской или горной Франции цивилизация досуга испытывает настоящий «голод на землю». Сегодня именно на французской земле происходит величайшая «гонка за пространством». И победителями будут самые богатые.

Широкие операции замышляются мощными финансовыми группами. Около Сен-Тропеза «крупные банки закупают целые холмы и горы»[1]. На Корсике, между Бастией и Кальви, сотни гектаров приобретены банком Ротшильда у залива Жиролата, а группа владельцев недвижимости закупила 20 км побережья[2]; Карим Ага- хан приобрел под застройку десятки километров побережья Сардинии. Современный капитализм все больше и больше становится капитализмом крупной земельной собственности.

Такое же наступление ведется в горах: итальянская финансовая группа строит «Морзин», во Флене господствует группа Буассонна, в Шамони — Эли Ротшильд, в Межеве — Эдмон Ротшильд.

Параллельно этим крупным операциям с недвижимостью умножаются индивидуальные капиталовложения. Ежегодно свыше 75 000 глав семей добавляются к 1 600 000 нынешних собственников жилищ дачного типаИх было всего 450 000 в 1954 г. За пятнадцать лет число дач утроилось. Через двадцать лет, при нынешних темпах, оно снова удвоится. Во Франции на 1000 жителей уже приходится 33 дачных строения, тогда как в Соединенных Штатах — только 13. Это роскошь средних классов. Из 275 000 семей с бюджетом более 50 000 франков в год 90 000 имеют дачи; из 3 миллионов семей с бюджетом менее 6000 франков в год только 75 000 имеют дачи.

Годовой семейный бюджет (во франках) и дачевладение

 

0 - 6 000

6 000- 10 000

10 000- 20 000

20 000- 50 000

50 000- 100 000

свыше 100 000

Процент семей, имеющих дачи

2,5

4,5

6,5

19

30

60

 

Дачами владеют 29% высокооплачиваемых служащих и лиц свободных профессий, 14% среднеоплачиваемых служащих и только 5% рабочих и 1% земледельцев. Бедные не могут участвовать в этой массовой оккупации туристского пространства. Покупка дачи, проживание в вилле или в гостинице им не по средствам, а помещений для общественного туризма до смешного мало по сравнению с потребностью в них.

Резкое повышение цен на участки в туристских ме-; стах очень быстро ликвидирует все формы общественного туризма. Один квадратный метр плошади дороже в Сен-Тропезе, чем в Лионе (соответственно 800 фр. и 760 фр.), в Валь д'Изер он стоит 250 франков, а в Клер-мон-Ферране — 170 франков.

В Дине цена квадратного метра горного участка выросла за пять лет с 50 сантимов до 150 франков. Такое же наступление иен в Сардинии, где земля почти ничего не стоила в I960 г., а в 1965 г. достигла 15 миллионов лир за гектар.

Результаты этой либеральной системы ошеломляющий: ежегодно Франция богатых приобретает 300000 дополнительных мест для проведения отпусков (на дачах, не считая гостиниц); Франция бедных получает 7000 дополнительных мест через учреждения общественного туризма (летние домики и комплексы, пансионаты, помещения, покупаемые комитетами предприятий). Из года в год между социальными классами увеличивается пропасть в степени пользования естественным пространством.

Либерализм

Нынешний ультра либерализм не только ведет к большой несправедливости в распределении естественного пространства, но также опасно ущемляет и часто даже лишает тройного социального права на прогулку, созерцание пейзажей и памятников и пользование окружающей средой.

Нажим прибыли настолько велик, что, в то время как все более настоятельной становится необходимость социализации пространства, чтобы открыть его для всех, развертывается, например, его десоциализация, идет ли речь о частных землях или даже о землях коллективных.

Долгое время значительная часть естественного пространства, даже находясь в частной собственности, молчаливо признавалась областью «фактического социализма». Из добрых намерений или ввиду невозможности оградить эти территории многие земледельцы или лесники оставляли свободными обширные площади. Но они быстро сокращаются по мере того, как земля разбивается на мелкие участки и застраивается. Свободное пользование исчезает по мере того, как деревенское хозяйство уступает место дачам и гостиницам. Луга, леса, дюны, ланды, скалы, поля, которые были доступны любому прохожему для прогулок и пикников, теперь огораживаются и увешиваются запретительными табличками.

Еще более значительна «десоциализация» общественного достояния. Во всех туристских зонах, спрос на которые очень велик, множество участков коллективного владения исчезает, дробясь на мелкие частные владения. Будущее в этом отношении гораздо мрачнее прошлого. Повсюду появляются проекты прибыльного преобразования коллективного достояния в частную собственность. Биарриц готовится продать свои отвесные прибрежные скалы, Модан — передать некоему предпринимателю ледник Шавьер в природном парке Вануаз.

Индивидуальное присвоение государственных территорий, и особенно прибрежных участков коллективного пользования, приобрело зловещий размах.

Еще со времен Римского права морской берег всегда считали общественным достоянием. Согласно основным принципам французского государственного права, закрепленным в королевском указе Людовика XIV в 1681 г., морское побережье, то есть «все то, что море покрывает и открывает во время новолуний и докуда может дойти большая мартовская волна», а для Средиземного моря — наибольшая зимняя волна, считается общественным достоянием, следовательно, оно неотчуждаемо и неотъемлемо.

Но частная собственность часто преграждает доступ к побережью и многие присваивают это общественное достояние либо незаконно, при попустительстве равнодушной администрации[3], либо законно, путем введения режима концессий.

Если пляжи не становятся фактической личной собственностью, то они часто уступаются какой-либо привилегированной группе — клиентам гостиницы или клуба — или же с посетителей взимается такая высокая входная плата, что это означает подлинную сегрегацию с помощью денег. Действительно, общественные пляжи, то есть пляжи, открытые для всех бесплатно, становятся исключением, хотя юридически и социально это должно быть правилом.

Умножаются долгосрочные концессии на морские берега под строительство причалов для прогулочных судов. А с некоторых пор сделан новый шаг на пути к отказу от общественного достояния в пользу частных интересов: его распродажа. При проведении операций с недвижимостью в связи с оборудованием причалов и пристаней для прогулочных судов морское побережье уступается государством частным предпринимателям. Это то же самое, как если бы государство распродавало картины из Луврского музея! Никогда еще частная собственность не заходила так далеко в разрушении общественного достояния. Государство теперь менее социализировано, чем при Людовике XIV.

Такой же натиск испытывают и государственные лесные владения.

Отчуждение дюн и лесов, туристская ценность которых оказывается весьма высокой, в частности по берегам морей и озер или около больших городов, подчинено скрупулезной защитительной регламентации, но обходным путем, постоянно возобновляя аренду наименее контролируемых мест, можно создавать настоящее частные анклавы, окруженные государственными владениями кроме того, с государством заключаются меновые сделки, когда от него получают леса, очень ценные для отдыха, в обмен на леса, пригодные лишь для производства древесины.

Частная собственность заводит в тупик. Прежде всего она закрывает доступ к естественному пространству для самых бедных. Она захватывает его так быстро, что полностью лишает свои жертвы тех удовольствий, которые приносит повышение жизненного уровня. Через двадцать лет у каждого будет своя автомашина; но если оккупация берегов сохранит нынешние темпы, то потребуется минимум 300 000 франков — покупная Цена виллы «с ногами в воде»,— чтобы увидеть море. Для того, кто не будет располагать этой суммой, Средиземное море перестанет быть «шаге nostrum», нашим морем, а станет морем запрещенным.

1 Когда прибрежный лес уступают клубу «любителей природы», то прилегающий пляж фактически становится частиой собственностью нудистов.

Любоваться морем, озером, рекой, купаться в них, прогуливаться по их берегам — все эти некогда элементарные права смываются волной частнособственнического присвоения земли. Пользование природой превращается в самую высокую привилегию. Природа присваивается путем присвоения доступа к ней.

Больше того, частная собственность помещает природу в клетку, а вместе с ней и французов.

Если завтра все пространство для досуга будет разделено на участки по 5000 м2 на каждого состоятельного главу семьи, то не только несобственники будут навсегда удалены от природы, но и сами собственники будут довольствоваться клочком земли, окончательно раздробив пейзаж, за которым они пришли, будут заперты в своих индивидуальных 5000 м2, не имея возможности наслаждаться необозримыми просторами. Исчезнут дальние горизонты и долгие путешествия; каждый собственник ограничит свой кругозор четырьмя стенами дачи, а свои спортивные упражнения — поддержанием ограды в порядке. Дикая природа превратится в однообразную цепь чистеньких палисадников. Кромсая природу слепо и неустанно, ее скоро разрушат совсем.

 


[1] «Paris-Match», 3 septembre 1966.

[2] «Мы методически расчищали побережье в течение двенадцати лет и вложили миллиард старых франков», — заявил инициатор »той

операции.

[3] «Люди не только устанавливают летние палатки на побережье, но некоторые возводят на прибрежных участках коллективного пользования прочные сооружения» (Пьер Расин, председатель Межминистерской комиссии по благоустройству для туризма района Лангедок — Руссийон. — «AmSriagement et Nature», № 5, 1967.

Поделиться:
Добавить комментарий