Общественная служба собственности на землю

Во всяком цивилизованном государстве богатство священно; в демократических государствах священно только оно. А Пингвинах была государством демократическим, три-четыре финансовые организации пользовались там властью более обширной а главное — более устойчивой, чем власть республиканских министров, которым он предоставляли корчить из себя больших господ и втайне диктовали свою волю, получая от них себе с помощью угроз или подкупов поддержку в ущерб государству, а тех, кто не шел на сделки с совестью, уничтожая при содействии газетных клеветников.

АНАТОЛЬ ФРАНС

Социализация естественных пространств

Земля суверенно принадлежит не тем, кто ею владеет фактически, а нации. Нация предоставляет право на пользование землей, но не отчуждает землю.

В обществе, где пространство становится все более ограниченным, собственность не может больше обладать абсолютным правом использовать землю, руководствуясь соображениями максимальной прибыли; собственность должна быть лишь возможностью использовать землю в целях достижения наибольшего соответствия общественному благу.

Таков неизбежный закон всякой экономики не хваток. Между тем нехватка земли, очень серьезная уже теперь, станет критической меньше чем через двадцать лет, даже если будет замедлен демографический рост, на! столько велик спрос на землю для строительства, индустриализации и досуга. При такой нехватке строгое управление процессом становится единственным средством избежать беспорядка, который вызывается распре® делением земли посредством свободных цен.

Природа будет спасена, ее радости станут общим достоянием лишь путем гуманизации пространствам организации мирного сосуществования человека и природы, солидарности владельцев земли между собой и по отношению к не владельцам земли, синтеза охраны и прогресса. Ничего этого нет при нынешнем земельном режиме.

И действительно, данный режим создает для нашего общества гибельное тройное противоречие: противоречие цивилизации, которая непрерывно увеличивает время досуга и непрерывно уменьшает коллективное пространство; противоречие политики, которая претендует на охрану природы, но наказывает собственников, сохраняющих природу, и обогащает собственников, разрушающих ее; противоречие неконтролируемой частнособственнической экономики, при которой развитие есть отрицание сохранения.

Эти противоречия крайне обострены и доведены почти до взрыва нарастающим давлением частнособственнических интересов, столь характерным для Франции в последние годы. Никогда расхищение земли не достигало такого размаха. Никогда произвольная манипуляция земельной собственностью, отклонения от планов градостроительства не создавали такого колоссального неравенства между частями единого достояния и такой анархии в использовании земли.

Если бы морское побережье было равномерно распределено между всеми французами, каждый получил бы в собственность десять сантиметров берега. Вот почему нужна строгая дисциплина в использовании этого морского фасада, вот почему необходимо воспрепятствовать его захвату.

Никогда еще «приватизация» не заходила так далеко, и это в то самое время, когда расширение досуга и отдыха делают ее все более непопулярной и пагубной.

Досуг убьет досуг, если не найдет себе места для реализации.

Дачи доступны лишь средним классам. Но даже им грозит серьезная опасность — опасность тесноты, своего рода заточения. Собственникам дач нужно нечто другое, чем крохотная естественная среда, окруженная стенами и заборами. Им нужны просторы, чтобы ходить, бегать, ощущать независимость и уединение, им нужны нетронутые и необозримые пейзажи. Большие общественные пространства еще больше нужны тем, кто не имеет индивидуальной собственности на природу и для кого эти пространства — единственные места разрядки и игр, единственный физический контакт с деревьями, реками, ручьями, птицами. Но путем долгосрочных уступок и продаж морских побережий, лесов и дюн, путем передачи пригородных лесов и пляжей государство лишает себя в угоду немногим привилегированным лицам национального достояния, которое должно быть достоянием всех, и прежде всего самых бедных.

Со времен римского права и императора Юстиниана и в соответствии с принципом, торжественно провозглашенным Людовиком XIV в ордонансе 1681 года, морское побережье есть государственное достояние, то есть открыто для всех и неотчуждаемо.

Но наше общество — более ловкое, чем осторожное, продало все, что не подлежало продаже чтобы строились пристани для прогулочных судов и жилища для собственников этих судов.

«Переклассификация» общественного достояния, предоставление прав на возведение плотин и другие огораживания привели в последние годы, ознаменованные ультралиберализмом, к уступке значительной части побережий, особенно в тех районах, где весьма редкое естественное пространство крайне дорого и на него существует большой спрос со стороны дельцов, онерирующих недвижимостью, например на Лазурном берегу.

Уступка «для возведения плотин и дамб» - очень ловкое изобретение. Под невинной технической терминологией здесь очень часто скрывается не отдача внаем, как это бывает с другими «уступками» властей, а окон тчательная продажа частным лицам. Закон от 28 ноября 1963 года позволяет производить такие операции. Например, один из предпринимателей с помощью свай и насыпей соорудил новый берег перед старым, утратившим свой первоначальный вид и всякий контакт с морем. Этот новый берег, проданный властями как уступка «для возведения дамб», теперь плотно застраивается, чтобы сделать всю операцию «рентабельной». И хотя здания считаются «приложением» к пристани прогулочных судов, фактически дело обстоит наоборот. Целью предпринимателя было получить побережье и провести на нем прибыльную операцию по застройке, а пристань была лишь предлогом.

Так заполняются заливы, исчезают береговые линии за бетонными укреплениями частных владений, возведенных на общественном национальном достоянии. По Лазурному берегу проходит «средиземноморский вал», скоро будет сооружен и «атлантический вал». Запрещено видеть море, запрещено выходить к нему, запрещено купаться я, нем. Курьезная концепция цивилизации досуга!

В Пор-Гримо 800 м побережья в заливе Сен-Тропез отведены для 1700 домов и причала на 2000 мест, из которых только 300 — общественные. Поблизости, в Коголене, — 600 домов, 1300 частных причальных мест и 300 общественных. В Вильнев-Лубэ, под Антибами, исключения из правил дали возможность построить на самом краю пляжа сплошную стену зданий длиной 1 км и высотой до 72 м (здания от 16 до 24 этажей); это окончательно отрезало побережье от тех, кто живет поблизости или проезжает по этим местам.

Привлеченные раздачей общественного достояния, группы, связанные с банками и недвижимостью, набрасываются на новые участки. Только в одном департаменте Вар предусмотрено создать 11 причалов и 5 городков «марина». Изучается вопрос о строительстве в Гольф-Жюане, на участке, полученном путем засыпки части моря, зданий на 4000 мест. Если подобные операции будут продолжаться нынешними темпами, через двадцать лет все общественное морское побережье во всех местах, посещаемых туристами, будет распродано частным собственникам.

И без того редкий в результате недопустимых отчуждений, выход к морю ограничивается еще больше вследствие социальной сегрегации на пляжах. Естественные пляжи, переданные муниципалитетам на срок до 18 лет, передаются затем этими муниципалитетами частным предпринимателям, которые либо отдают их в пользование своей клиентуре — постояльцам гостиницы, членам клуба и т. п., — либо предоставляют их публике, но за плату, так что из числа пользователей выбывают туристы со скромными средствами. В Каннах, например, 80% пляжей являются частными. Некоторые пляжи, даже без всякой административной уступки, незаконно присваиваются живущими поблизости собственниками.

Такая «ампутация» национального достояния вдоль побережий тем более недопустима, что оно и без того весьма ограничено в трояком отношении.

Оно распространяется лишь на поверхность побережий, покрываемую водой в самые сильные приливы, и существует лишь на «плоских» берегах; оно сводится к нулю там, где берег отвесно уходит в море: средиземноморские бухточки, бретонские бухты, нормандские берега — или где пляжи исчезли под натиском океана, например в бассейне Аркашона.

Кроме того, даже там, где имеются общественные пляжи, часто невозможно ими пользоваться, потому что к ним закрыт доступ. Нужна общественная дорога, а пляж отгорожен сплошной полосой частных владений, через которые запрещено проходить. И хотя юридически пляж считается общественным, фактически он является совместным владением прибрежных собственников.

Наконец, нет никаких общественных владений на внутренних побережьях, по берегам озер и рек, хотя эти места все чаще и чаще посещаются.

Суживание общественного туристического пространства в пользу частных интересов усугубляется еще и уступками, продажами и обменами лесов и дюн. Под Версалем 40 гектаров государственного леса, посещаемого множеством жителей Версаля и Парижа, были уступлены частному клубу в обмен на более обширный, но удаленный от всех крупных городов массив. Повсюду на атлантическом Юго-Западе, от Вандеи до Ланд, государственный лес атакуется застройщиками. Всякий раз когда близость к океану или красивые озера значитель но повышают туристическую ценность леса, жажда при были неустанно стремится превратить его в частное достояние.

Общины еще более плохие хозяева своего достояния, чем государство, тем более что самые богатые землями общины чаще всего оказываются экономически самыми бедными. В Ландах, Пиренеях, Альпах общины часто владеют сотнями гектаров леса, дюн, приозерных или приморских побережий. С развитием туризма эти земли приобретают чрезвычайную ценность. Но искушение отдать их застройщикам слишком велико, и там, где природа могла бы оставаться нетронутой и где можно было бы успешно сооружать коллективные жилища для общественного туризма, орудуют частные застройщики.

Сегодня Авориаз, вчера Осгор, позавчера Ле-Тукэ родились из общинных владений, уступленных по низким ценам частным группам. В больших туристических центрах отчуждение общественных земель служило лишь интересам частной прибыли, а не общественному туризму. Присвоение общественного пространства сопровождается прогрессирующим исчезновением «фактического социализма», с которым раньше мирились многие земельные собственники.

Когда я гуляю по частным лесам долины Шеврез, по частному лесу в Ландах, по частным пастбищам Альп, я вижу, как там же свободно гуляют другие люди, устраивают пикники. Но с каждым годом там появляются новые здания, растут ограды, сокращается открытое пространство. Повсюду застройки ликвидируют свободу прохода, «таможенную дорогу», которая традиционно сохранялась еще в начале нашего века. Если крупные западные страны расширяют общественную собственность на побережья в целях развития общественного туризма, то Франция разбазаривает свое достояние.

Всемогущество прибыли ослепляет и не позволяет видеть будущее. Наступает конец цивилизации досуга. Если мы не изменим земельную политику, то меньше чем через двадцать лет увеличение времени досуга будет аннулировано исчезновением общественного пространства для досуга; такая ситуация тем более опасна, что с каждым годом быстро растет число туристов.

Провозглашая права, но не давая возможности реализовать их, можно вызвать лишь великий гнев. Именно так происходит сегодня с «правом на отдых». Если положение не будет исправлено, то будет подготовлена почва для социальной революции.

К этому противоречию между досугом и пространством для досуга добавляется другое коренное противоречие нашей земельной политики, когда административная регламентация создает огромные расхождения в ценах на земельные участки.

Теперь действует не режим частной собственности, а смешанная система «земельный суверенитет — земельное наказание», которая ведет к двойному эффекту «неограниченного обогащения — разграбления». Цена на участок непосредственно зависит от права разрушить на нем природу.

Запрещение застройки, ограничение плотности застройки запрещение вырубать лес — все это значительно обесценивает участки в сравнении с теми, на которых застройка разрешена неограниченно. Километрах в тридцати от Парижа одна и та же ферма в 20 гектаров в долине Шеврез стоит 300 000 франков, если на ней запрещено строительство, 6 миллионов, если разрешены постройки летнего типа, и 20 миллионов, если разрешены постройки городского типа.

На берегах крупного озера в Ландах собственник леса в 100 гектаров имеет капитал в 1 миллион, если власти не дают права на застройку, и 30 миллионов, если дают, то есть соглашаются на разрушение значительной части биологической и художественной ценности этого природного ансамбля.

В Валь-д'Изере разница между ценами за «участок для катания на лыжах» и участок под застройку составляет 1 :100, хотя второй участок приобретает свою цену лишь благодаря существованию первого. Приманка в виде прибыли столь привлекательна, что дельцы подвергают угрозе человеческие жизни, приобретая право на застройку в зонах, где бывают снежные обвалы.

Такое тяжелое коммерческое наказание, налагаемое на собственника — хранителя природы, тем более несправедливо, что он не получает никакой финансовой компенсации от общества, а несправедливость подчеркивается добавочной прибылью для собственника, который имеет право на застройку, особенно если речь идет о плотной застройке. В самом деле, запрещение застройки или ее ограничение ведет к тому, что участков под застройку становится мало, а это повышает их цену при либеральном режиме настолько, что в конце концов застраиваются решительно все участки.

Прибыль от этого ограбления в форме повышенной продажной цены участка идет не собственникам не застраиваемых участков, а собственникам участков застраиваемых.

Лицемерие нашего земельного права заключается в том, что оно игнорирует политическую реальность и лишает хотя бы частичной компенсации тех, кто несет издержки удовлетворения общественного интереса. Зашита ландшафтов и сельской природы основана на весьма шатком фундаменте — на глубочайшем беззаконии, которое, как ошибочно полагают, может долгое время существовать в обществе, где деньги являются мощным средством давления на государство.

Такое неравенство заставляет собственников постоянно прибегать к нажиму на власти, чтобы перевести свои участки из категории не застраиваемых в категорию застраиваемых

В результате этого политического, финансового, политико-финансового нажима власти довольно часто меняют категорию, то есть делают исключения из плана градостроительства и плана землепользования, раздавая настоящие «подарки», всегда значительные, а иногда роскошные.

Поделиться:
Добавить комментарий