Работы Каверзнева об изменчивости животных.
Она была напечатана в Лейпциге весной 1775 г., следовательно, за несколько месяцев до отъезда автора в Россию. [1] Заглавие книжки: «Von der Abartung der Thiere abgefasst von Affanasey Kawersniew aus Russland». [2]
На титульном листе имеется следующий стихотворный эпиграф: Si plantarum aut animantium, saepius ut sit, Degeneres aliquas vitio telluris et aurae, Sive emendatas cultu meliore videmus, Tu ne propterea mutari semina credas.
По-русски это четверостишие можно передать так: Если мы видим растения или, что чаще, животных, Что изменился в силу пороков земли или ветра, Или, напротив, заметно исправлены лучшим уходом Не полагай, что по этой причине меняется семя. Значение этого эпиграфа становится понятным только после ознакомления с сочинением Каверзнева.
Титульный лист диссертации Афанасия Каверзнева, напечатанной в 1775 г., где высказаны мысли об изменчивости видов. Снимок с экземпляра Библиотеки АН СССР.
Вероятно он хотел прикрыть им свои смелые мысли об изменчивости и генетической связи животных.
Сочинение посвящено профессору естественной истории Лейпцигского университета Натанээлю-Готтфриду Леске (Leske) в следующих выражениях: «Дорогой учитель, если мы, по словам Цицерона, выказываем услужливость по отношению к тем людям, от которых надеемся получить благодеяние в будущем, то как же нам не быть признательными по отношению к тем, от которых мы уже получили благо? Эта истина мне всегда казалась важной, и я с тем большей благодарностью обязан Вам за Ваши наставления в естественной истории. Это обстоятельство, а также желание руководимого Вами дискуссионного кружка, побудило меня посвятить Вам настоящие строки, чтобы выразить таким путем нашу общую радость и поздравление по поводу той части, которой удостоили Вас господь бог и Ваш повелитель. Да сохранит всевышний Ваше здоровье до глубокой старости и да позволит нам увидеть плодотворнейшее действие Ваших неусыпных трудов на пользу общую. Выражая это искреннее пожелание, прошу и в дальнейшем Вашей благосклонности. С совершенным почтением благодарный Вам на всю жизнь ученик Афанасий Каверзнев».
В этом посвящении есть любопытные детали. Во-первых, из него можно видеть, что под руководством Леске работал научный кружок или общество натуралистов (упомянутый выше Disputirendes Gesellschait, по выражению Каверзнева), в котором русский ученик Леске, как мы знаем, принимал живое участие. Посвящение подтверждает, что Каверзнев играл в этом студенческом кружке большую роль и был выразителем общего настроения, так как он обращается к Леске не только от своего имени, но и от имени кружка, причем указывает, что и само посвящение данной работы Леске произошло с ведома и желания (nebst dem Wunsche) кружка — как приветствие по случаю избрания Леске экстраординарным профессором Лейпцигского университета. Кроме свидетельства о популярности Каверзнева в кругу его немецких сотоварищей (на что указывал и сам Леске), это показывает, что идеи, которые Каверзнев высказывал в своей диссертации, пользовались среди них известным сочувствием, так как в противном случае диссертация не подошла бы для указанной цели.
Видимо, посвящение Леске — не просто и Каверзнев, действительно, нашел в Лейпциге благодарную почву, способствовавшую расцвету его дарований.
Каверзнев назвал свою работу «Von der Abartung der Thiere». Мы переводим: «О перерождении животных», хотя буквальный смысл слова «Abartung» несколько иной, и слово значит, собственно, «вырождение». Дело в том, что словарь натуралиста XVIII в. был еще очень ограничен, и натуралист вынужден был довольствоваться скудной и неточной терминологией. Каверзнев говорит, конечно, не о вырождении в собственном смысле этого слова, а об изменчивости в различных направлениях. Заметим, что и сам Бюффон, наряду со словами «alteration», «varietes», применял в том же смысле и слово «degeneration», что также буквально значит «бы- рождение». В тексте своего сочинения Каверзнев употребляет наряду со словом «Abartung» также и термин «Ausar- tung», [3] не делая между ними разницы. По свидетельству Спринга, [4] который занимался историей понятия о виде, оба термина были в ходу в конце XVIII и начале XIX в. как равнозначные, хотя сам Спринг [5] под словом «Abartung» понимал изменчивость в пределах вида, а под словом «Ausar- tung» — изменчивость настолько значительную, что данный организм находится уже вне пределов вида (ausser Art sein) и речь идет об образовании нового вида. У Каверзнева мы такой разницы не заметили. Объем диссертации Каверзнева небольшой — всего 24 печатных страницы, что по современному счету составит около половины печатного листа. [6]
Перейдем теперь к рассмотрению содержания работы Каверзнева об изменчивости животных.
Автор начинает с классического афоризма Линнея о постоянстве видов: «Существуют основания верить, — пишет он, — что все виды животных, какими мы их видим в настоящее время, таковыми же вышли уже из рук создателя». Из дальнейшего видно, однако, что это положение приводится Каверзневым, собственно, для того, чтобы усомниться в нем: «Чтобы вполне удостовериться в этой истине, необходимо лишь выяснить, приносят ли животные, размножаясь, только себе подобных детей, или же их дети в отношении телесного сложения, естественного поведения, образа жизни,, пользы, которую они доставляют нам, людям, и взаимно друг другу и т. д., время от времени более или менее утрачивают сходство со своим видом».
Таким образом, вопрос о постоянстве видов будет иметь, по мысли Каверзнева, два решения — в зависимости от того,- существует ли в природе изменчивость организмов и каковы, пределы такой изменчивости. Дилемма эта выдвигается далее с полной ясностью: «Если имеется налицо первое [обстоятельство] — пишет автор, — то это доказывает, что животные, точно те же, какими они были при их сотворении» (там же).
А если первое обстоятельство не имеет места, и организмы способны изменяться, отступая от родительской формы?
Тогда решение будет, очевидно, иным, и теория постоянства видов теряет под собой почву. Этого рода доказательствам и посвящена основная часть работы Каверзнева, являющаяся пространным аргументом в защиту изменчивости, видов. Таков ход мысли Каверзнева в целом.
В дальнейшем он строит свои доказательства, главным образом, на том, с чего много лет спустя начал Дарвин — на изменчивости у прирученных животных. Прежде всего, Каверзнев старается установить точно, что такое вид. Вот его определение: «Под словом порода я. разумею не что иное, как неизменную последовательность сходных существ, которые размножаются путем взаимного соединения (Unter dem Worte G a 11 u n g verstehe ich nichts anderes, als eine unveranderliche Folge ahnlicher Wesen, welche sich durch gemeinschaftliche Verbin- dung fortpflanzen» [7] (страница 8).
Это определение, без сомнения, заимствовано у Бюффона. Припомним, что Бфффон первый ввел для вида критерий размножения, утверждая, что животными одного вида надо считать таких, которые при скрещивании способны давать плодовитое потомство. [8]
Заметим, что Каверзнев в значении слова «вид» употребляет немецкое слово «Gattung», что, собственно, значит «род», «порода». Так, именно, и перевел это слово Морозов. Удивляться такой неточности словоупотребления не приходится, так как в XVIII в. таксономическая терминология не отличалась выработанностью. Даже сам Бюффон писал вместо «genre» — «famille», и наоборот. [9] Акад. И. И. Лепехин — переводчик Бюффона на русский язык — вместо слова «вид» всюду употребляет слово «порода» и т. д. [10]
Для понятия «индивидуум» Каверзнев дает следующую- формулировку, тоже заимствованную у Бюффона: «Единичное существо — это особое, существующее само по себе и от всех прочих отличное существо, хотя оно и может более или менее сходствовать с себе подобными существами. Все сходные единичные существа, по мнению некоторых натуро-испытателей, должны вообще рассматриваться как одна порода». [11]
Давая эти определения, Каверзнев подчеркивает, что естественные виды обладают определенной устойчивостью и что главнейшим признаком принадлежности к одному виду является именно способность производить плодовитое: потомство: «Глубоко ошибочно, — пишет Каверзнев, — принимать животных, которые обладают большим сходством друг с другом, нежели различием, за единую породу, а животных, которые имеют больше различия, нежели сходства, — за многие породы, прежде чем не будут исследованы их природа и их способность к дальнейшему размножению. Ибо осел и лошадь более сходствуют друг с другом, чем пудель и борзая собака, и все же пудель и борзая составляют один общий вид, так как они приносят при спаривании животных, которые сами опять-таки могут приносить других; напротив того, лошадь и осел безусловно принадлежат к различным породам, так как они производят друг с другом только переродившихся и бесплодных животных».
Из этого и других мест видно, что Каверзнев не считал, подобно Ламарку и Дарвину, что виды суть лишь условные деления, установленные для удобства классификации.
Он, по-видимому, принимал реальное существование видов, естественно отграниченных друг от друга. Но, вместе с тем, он считал, что под влиянием известных факторов, о которых скажем ниже, могут возникать внутривидовые вариации, которые могут сделаться настолько значительными, что положат начало новым видам. Отсюда — мысль о действительном родстве близких видов и даже о генетической связи всех организмов. Эта мысль получает подкрепление при сравнительном изучении внутреннего строения животных: «Если принять [в качестве] главного признака пород не способность к размножению, но сходство частей, из которых состоит тело животных, то под конец, тщательно изучив и приметив части [тела] всех животных и сравнив их друг с другом, надо будет само собой признать,, что все животные происходят от одного ствола. Ибо, не говоря об органах пищеварения, кругооборота соков, органах размножения и движения, которые необходимо должны иметь все животные, у животных само собой наблюдается удивительное сходство, которое по большей части сочетается с несходством внешней формы и по необходимости должно пробуждать в нас представление, что все было сделано по одному первоначальному плану.
С этой точки зрения можно бы, пожалуй, считать, что не только кошка, лев, тигр, но и человек, обезьяна и все другие животные составляют одну единую семью. И если бы кошка, действительно,, была бы переродившимся львом или тигром, то могущество природы не имело бы более никаких границ, и можно было бы твердо установить, что она от одного существа с течением времени произвела организованные существа всевозможных видов (Macht man zum Hauptcharakter der Gat- tungen nicht das Vermogen sich fortzupflanzen, sondern die Aehnlichkeit der Theile, woraus der thierische Korper bestehet:- so wird man zuletzt, nachdem man die Theile aller Thiere.- genau untersuchet, bemerket, und mit einander vergleichet, selber gestehen miissen, dass alle Thiere von einem Stamme herkommen. Denn ohne von den Werkzeugen der Verdauung, dem Umlaufe der Safte, den Zeugungs- und Bewegungsglieder zu reden, welche alle Thiere nothwendig haben miissen, giebt es in den Thieren selbst eine wunderbare Aehnlichkeit, welche das meiste zur Verschiedenheit der ausserlichen Form beytragt, und nothwendig in uns den Begriff, dass alles nach einem ersten Entwurfe gemacht sey, erwecken muss. Unter diesem Gesichtspuncte konnte vielleicht nicht nur die Katze, der Lowe, der Tiger, sondern auch der Mensch, der Affe und alle andere Thiere, als solche betrachtet werden, die nur eine einzige Familie ausmachten. Und wenn die Katze wahrhaftig ein aus- gearteter Lowe oder Tiger ware: so hatte die Macht der Natur kerne Schranken mehr, und man konnte fest setzen, dass sie aus einem einzigen Wesen mit der Zeit organisirte Wesen von alien moglichen Arten hervorbringen wurde)».
В этих замечательных для своего времени высказываниях автор не только готов признать кровное родство всех животных, но распространяет мысль о генетической связи и на человеческий род, причем человек красноречиво поставлен рядом с обезьяной.
Отметим некоторые характерные частности в приведенном выше отрывке. Автор говорит о происхождении животных от одного ствола, т. е. намекает на древовидную связь форм. Это любопытно потому, что в XVIII в. была очень популярна мысль о линейной связи органических форм в духе известной лестницы Бонне, причем связь эта мыслилась не как действительная кровная связь, но как идеальный план. Лишь в 1764 г. Паллас впервые высказал мысль о возможности древовидного расхождения органических форм.
Далее видно, что Каверзнев распространяет идею общего происхождения не только на животных, но и на весь органический мир, так как говорит об «органических существах всевозможных видов».
Возможно и даже вероятно, что здесь скрыт также намек на общность происхождения животного и растительного мира.
Очень интересны ссылки на сравнительно-анатомические зависимости как на доказательства кровной связи между видами. Всем известно, что сравнительная анатомия сыграла выдающуюся роль в развитии эволюционного учения, но в то время, когда писал Каверзнев, сравнительная анатомия как наука еще почти не существовала. Кильмейер, который справедливо считается ее основателем, впервые развил свои взгляды лишь в 1790 — 1792 гг. на лекциях зоологии, которые читал в Штутгарте, но Кильмейеру тогда, когда писал свою работу Каверзнев, было всего лишь 10 лет от роду. Первое же печатное руководство по сравнительной анатомии Блюменбаха вышло лишь 30 лет спустя, в 1805 г.[12]
некоторых сравнительно-анатомических обобщениях Каверзнев мог прочитать у Бюффона. Так, например, Бюффон ссылался на гомологию ребер у позвоночных, на отмеченный Добантоном факт сходства скелета конечностей лошади и человека и т. д., но он делал из этих фактов выводы совершенно иного порядка. Бюффон рассматривал их как доказательства существования единства плана в мире животных и объяснял наличие такого плана не кровным родством, а тем, что, создавая животных, высшее существо пожелало приложить одну-единственную идею, разнообразя ее многими способами, чтобы человек удивлялся и простоте плана и грандиозности выполнения. [13] Идею же генетической связи между анатомически сходными структурами Бюффон отвергал.
Заметим, что на «единство плана» намекает и Каверзнев, но не видно, чтобы он понимал эту идею метафизически — в смысле идеального плана, существующего в природе.
С уверенностью можно предположить, что единство плана служит для него выражением кровного родства животных друг с другом, составляющих, как он выражается, единую семью. Припомним, что Жоффруа Сент-Илер тоже начал с единства плана и пришел к трансформизму.
Весьма поучительно сравнить мысли Каверзнева с некоторыми страницами сочинений Бюффона.
Каверзнев внимательно изучал Бюффона. В его диссертации есть строки, которые являются не чем иным, как перефразировкой отдельных мест из главы «Sur l'Asne» и др. Однако Каверзнев, выказывает в этих случаях большую умственную самостоятельность: заимствуя фактическую сторону, он не следует за теоретическими взглядами великого натуралиста. В упомянутой главе Бюффон как раз и ставит вопрос о возможности происхождения организмов не путем сверхъестественного творческого акта, но естественным путем: «при помощи природы и времени».
Но он отвечает на этот вопрос решительным отрицанием, отступая, как сам выражается, «перед обширностью выводов». Пришлось бы в таком случае признать человека и обезьяну кровными родственниками, имеющими общее происхождение, но человек для Бюффона — «существо неба», тогда как животные — «существа земли». «Нам известно из Откровения, — пишет Бюффон, — что все животные одинаково пользовались милостью творца. Первая пара особей каждого вида и все вообще виды появились из рук создателя в готовом виде, и надо верить, что они были почти такими же, какими в настоящее время являются их потомки».
Пользуясь фактическим материалом Бюффона и даже воспроизведя почти буквально некоторые его формулировки, русский автор делает, однако, совершенно противоположные выводы. Он отбрасывает всякие креационистские соображения и принимает то, перед чем остановился Бюффон, смело помещая человека и обезьяну в единую семью живых организмов. Таким образом Каверзнев, в противоположность Бюффону, дает материалистическое истолкование происхождению живой природы и человека.
[1] Каверзнев выехал из Лейпцига в Россию 9 августа 1775 г.
[2] Leipzig. Gedruckt bei Wilhelro Gottlob Sommer. 24 страница, форм: 16ХЮ см. Год издания на титуле не указан, предисловие датировано 22 февраля 1775 г.
Книга должна считаться большой библиографической редкостью. В СССР мне известен лишь один экземпляр — в фондах Библиотеки Академии Наук. В русской зоологической библиографии книга нигде не указана, даже в таком полном справочнике, как «Bibliotheca Zoologica» Кеппеиа. В немецкой библиографии работа, приведена у Эигельмана, в «Bibliotheca Zooiogica» (страница 222). В библиографических трудах Сопикова и Геннади имя Каверзнева упоминается лишь как имя переводчика пчеловодного сочинения (Сопиков, № 10131). Геннади (Словарь, I, 89) - исказил его фамилию (Каверзнее — вместо Каверзнев). В приложениях мы даем полный перевод этой книжки Каверзнева, сделанный Б.. Е. Райковым и С. Л. Соболем (страница 431 и след.)1. . ;
[3] Например на страница 19: «Das Schaaf ist ebenfalls ein solches Thier, dessen Ausartung mehr als zu bekannt ist».
[4] A. Fr. S p ring. Ueber die naturhistorischen Begriffe von Qattung, .Art und Abart, etc. Leipzig, 1838.
[5] Ук. соч.. страница 72, 73.
[6] В ту эпоху и даже значительно позднее диссертации! на степень доктора по естественным и медицинским наукам вообще отличались краткостью. Таковы и другие диссертации по Лейпцигскому университету этого периода. Для сравнения я просмотрел 17 диссертаций по медицинскому факультету Дерптского университета за годы 1815 — 1822, причем оказалось, что объем их при формате в 16° для большинства находится в пределах 24 — 40 страниц, т. е. не превышает значительно объема диссертации Каверзнева.
[7] Морозов в своем переводе передал это определение так: «Под словом род разумею я не что иное, как непрерывное следствие подобных тварей, посредством общего совокупления плодящихся».
[8] Определение вида у Бюффона имеется в т. IV его труда, в знаменитой главе об осле («Sur l'Asne»): «L'espece n'etant done autre chose, qu'une succession constante d'individus semblables et qui se reproduisent» (Histoire naturelle, t. IV, Paris, 1753, страница 386). Как видно, Каверзнев взял это определение буквально. Академик Лепехин передал это место а русском переводе Бюффона, сделанном академиками по приказу Екатерины II, следующей неудачной фразой: «Порода не иное что, как беспрерывное последствие подобных одиночек, род свой продолжающих» (Русский перевод Бюффона, т. VI, СПб., 1801, страница 217).
[9] Смотрите, например: Histoire naturelle, t. XIV, Paris, 1766, страница 335.
[10] Русский перевод Бюффона, т. VI, СПб., 1801.
[11] Вот эго место у Бюффона: «Un individu est un etre a part, isole,. detache, et qui n'a rien de commun avec les autres etres, sinon qu'il leur ressemble ou bien qu'il en difiere» (Histoire naturelle, t. IV, Paris, 1753, страница 384). Очень неудачен перевод Морозова: «Естественная тварь есть особливое, самостоятельное и от всех прочих отличное существо, хотя оное им больше или меньше подобно» (страница 8).
[12] Blumenbach. Handbuch der vergleichenden Anatomie. Gottingen, 1805. Работы английских авторов Александра Монро (Monro, 1744) и Бенжамена Гарвуда (Haarwood, 1796) по сравнению с сочинением Блюменбаха являются лишь предварительными набросками.
[13] г Histoire' naturelle, t. IV, Paris, 1753, страница 386.
